Политические клубы и Перестройка в России. Оппозиция без диссидентства

Неформалы меняются, их «социальное бытие» трансформируется под влиянием конъюнктур, которые они к тому же сами меняют своими мобилизациями. Поэтому очень важно принять реляционный подход к осмыслению неформального движения и избегать эссенциалистской его интерпретации. Одна из опасностей, поджидающих исследователя, кроется в самоопределениях акторов. Какими бы интересными эти самоопределения ни были, они не всегда дают ключ к пониманию происходящего. Неформалы определяют себя то через тактическое противопоставление диссидентам, то через оппозицию националистам («Память») и коммунистам-консерваторам («сталинистам», «большевикам»). В другие моменты им приходится определять себя по отношению к КПСС. Содержание движения тоже меняется: со временем его наполняют несколько когорт с разным политическим прошлым и габитусом, они вводят разные и меняющиеся формы самоорганизации (неформальные дискуссионные клубы, партклубы, клубы избирателей и т.д.). Меняется и сама структура движения: в Москве оно увеличивается с нескольких сотен до нескольких сотен тысяч участников. С 1989—1990 годов движение называет себя «демократическим», и это изменение названия отражает трансформацию его стратегии и его социальной реальности. Если изначально движение стремилось к сотрудничеству с партийными реформаторами, то теперь оно определяет себя через открытую оппозицию по отношению к партии, включая Горбачева, и примыкает к радикальному крылу реформаторов-аппаратчиков. Смысл политического «радикализма» тоже меняется: в 1987—1988 годах он был уделом маргинальной группы, определяющей себя в качестве наследников диссидентства, а с 1989—1990 годов становится сердцевиной идентичности демократического движения; «радикализм» отстаивают самые разные акторы, включая «аппаратчиков» и новобранцев движения. Эти изменения, через которые проходит движение, в конце концов приведут к размыванию его изначальной идентичности.

Партия тоже трансформируется: она перестает представлять себя единой (каковой, скорее всего, она никогда и не была), отныне внутри нее открыто проявляется политическая конкуренция; она теряет монополию на политическую репрезентацию, и некоторые сегменты партии добьются фиксации этих изменений в Конституции.

Однако один устойчивый элемент оставил глубокий отпечаток на социальной идентичности неформалов – вопреки трансформациям, которым они и партия подвергались. Речь идет об отношениях, выстроенных ими с некоторыми акторами, занимающими властные позиции в официальных организациях. В первое время неформалы вступают в отношения взаимной поддержки с партийными реформаторами. Они поддерживают реформы и в обмен на это получают признание и доступ к ресурсам. Речь, разумеется, не идет о сговоре между равными: данное отношение асимметрично, поскольку реформаторы обладают более значительными ресурсами и занимают доминирующую позицию. Но это и не клиентелистские отношения, поскольку в них есть элемент конфликта. Неформалы по большому счету являются оппозиционерами, хотят изменить систему, и некоторые надеются сделать это с помощью тактического сговора с реформистским крылом власти. Тем не менее подобные взаимодействия делают их уязвимыми по отношению к некоторым акторам политического пространства. Поэтому они должны постоянно демонстрировать независимость, непокорность своим союзникам. Таким образом, они не выказывают той лояльности, которой вправе ожидать патрон от своего клиента. Для клиентелистских отношений требуется некая минимальная стабильность в ожиданиях и в поведении обеих сторон. Здесь же содержание отношений и их смысл становятся предметом почти непрерывных переговоров.

С 1989—1990 годов неформалы, ставшие «демократами», примыкают к «радикальным реформаторам» из аппарата (Ельцину, Афанасьеву и др.), которые откололись от «умеренных реформаторов» (Горбачев). Отношение остается асимметричным, но в силу специфической конфигурации политического пространства неформалы-демократы теперь гораздо менее независимы от новых союзников, их поле для маневра сужается. И наконец, за изучаемый период иерархические отношения между двумя сторонами ни разу не переворачиваются, несмотря на то, что они развиваются на фоне распада системы и что идентичность и позиции акторов меняются. «Аппаратчики» все время остаются в доминирующей позиции.