Политические клубы и Перестройка в России. Оппозиция без диссидентства

Первые относительно свободные выборы относятся к 1989 году (Съезд народных депутатов СССР); однако, по мнению большинства транзитологов, они недостойны статуса «основополагающих выборов». Дж. Линц и А. Степан полагают, что эти выборы нельзя считать вполне свободными, поскольку часть депутатских мест была закреплена за КПСС и подконтрольными ей общественными организациями, процедура отбора кандидатов позволила партии избавиться от многих конкурентов и выборы эти проходили в отсутствие многопартийной системы26. Без особых на то доказательств Линц и Степан называют выборы 1990 года в российский парламент (Съезд народных депутатов) более «важными» (может, потому, что они были более состязательными, хотя официально КПСС оставалась монопольной партией). Затем некоторые наблюдатели пришли к мысли, что «основополагающие выборы» произошли в декабре 1993 года (выборы в Государственную Думу после роспуска и расстрела российского парламента по приказу президента Ельцина)27. Макфол уточняет, что две предыдущие попытки перехода (Перестройка и первая Российская республика 1991—1993 годов) провалились, поскольку обе они закончились жестокими столкновениями между претендентами на власть, а не «договором» или по крайней мере «новым сводом правил политического соревнования»28. Таким образом, то или иное событие (например, выборы) считается достойным статуса «отправной точки» перехода только в том случае, если оно приводит к заранее известному желаемому результату (установлению договора). Изучая российскую историю с такими установками, возможно, придется откладывать эту «отправную точку» до бесконечности.

Некоторые авторы, критикующие транзитологию, считают, что выборы 1989 года – предшествующие распаду СССР – все-таки знаменуют начало демократизации и что они стали «важнейшей точкой перелома», ибо впервые вызвали всеобщий энтузиазм и дали возможность избирателям отвергнуть кандидатов от партии29. Эти критики утверждают, что о важности выборов следует судить не только по достигнутым ими результатам, но и по тому значению, которое они обретают в момент своего проведения. Не менее важными отправными точками считались также политические события другого рода: августовский путч 1991 года, распад СССР в декабре 1991 года, XIX партконференция летом 1988-го, на которой были заданы важные политические ориентиры30.

Правомерно задаться вопросом: а не является ли сам поиск отправной точки перехода (точно так же, как и его завершения) тщетным и наивным занятием? Ведь на самом деле процессы распада и переструктурирования политического пространства происходят параллельно. И с чего тогда начинать анализ? Есть ли определенная точка перехода между «авторитарным режимом» и «началом демократизации»? По мудрому замечанию В. Банса, в Восточной Европе граница между авторитарным прошлым и либерализированным настоящим крайне размыта31. Х. Виарда, в свою очередь, напоминает, что главные социальные изменения в Испании имели место до смерти Франко, которая дала лишь последний «легкий толчок»32 к падению режима. Хотя предшествовавшие Перестройке социальные и политические изменения не столь заметны, как в случае Испании, невозможно объяснить политику либерализации, начатую Горбачевым, не вспомнив о периоде хрущевской оттепели – хотя бы уже потому, что она сама в разных формах напоминает о себе: восстанавливается взаимная поддержка между реформистским крылом партии и некоторыми секторами Академии наук, Горбачев боится, что его постигнет участь Хрущева, поколение оттепели обладает значительным интеллектуальным влиянием во время Перестройки, в частности на поколение тридцатилетних, которые и организуют неформальные клубы.

Можно также добавить, что определяющую роль в структурировании политического пространства России сыграли не столько «основополагающие выборы», сколько последовавшие одни за другими выборы 1989-го и 1990 годов (вне зависимости от степени их состязательности) – ведь в обоих случаях ставки были очень высоки. И не очень понятно, почему частично состязательные выборы 1989 года были неспособны привести к тем же результатам (появлению организаций и структурированию политической повестки дня), что и какие-нибудь более состязательные выборы. Почему «основополагающие выборы», в силу самого своего значения, следует считать самыми решающими из всех в определении правил политической игры, и почему только они способны породить path dependence?

Один из важнейших тезисов, который мы постараемся развить в этой работе, состоит в том, что если считать электоральный процесс единственным фактором, объясняющим формирование политического пространства, то другие сцены, на которых происходит соревнование, окажутся в забвении. То есть нормативная модель демократизации, предложенная транзитологами, не дает понять, что в 1989—1990 годах партийные структуры становятся столь же важной ареной соревнования, что и избирательное пространство.