Политические клубы и Перестройка в России. Оппозиция без диссидентства

Мысль о том, что неформальное движение – это зародыш гражданского общества, присутствует во всех российских и западных работах 1990-х годов. В лучших традициях школы, работающей с «тоталитарной теорией», С. Фиш делает акцент на оппозиции государство – гражданское общество: по его мнению, как только в режимах советского типа появляется гражданское общество, оно неминуемо перерастает в политическую оппозицию. А советскому государству свойственны «стремление монополизировать власть, нетерпимость ко всему, что проявляет независимость и бросает ему вызов, принципиальная неспособность или отказ разделять власть и авторитет»11. Все эти черты, утверждает автор, оставались в силе во время Перестройки, что доказывало «фундаментальную и структурную неспособность государства к реформированию»12. Каковы бы ни были внутренние линии разлома в государстве, оно, по словам Фиша, всегда демонстрировало нерушимую сплоченность против гражданского общества13.

По мнению других авторов, перерождение этого «политизированного» общества в политическую оппозицию вызвано внутренними разногласиями и непоследовательностью власти, а вовсе не слаженностью и солидарностью между разными составляющими этой власти. Изначально клубы были вне политики, но потом им волей-неволей пришлось встать в радикальную оппозицию из-за неуклюжести партийных реформаторов, которые не соизволили оказать им поддержку, и из-за враждебности аппаратчиков, которые «подрывали» реформы и провоцировали конфликты с неформалами14. И хотя в данном случае превращение неформального движения в оппозицию не рассматривается как неизбежность, его главным объяснительным фактором остается враждебность консерваторов. Однако мы покажем, что конфликт между партийными консерваторами и неформальными группами был не столь однозначным и что формированию оппозиционного движения способствовало скорее растущее влияние радикального крыла партийных реформаторов. И кстати, нет никаких неоспоримых свидетельств о том, что с 1987 года неполитические неформальные группы стали вдруг политическими. Похоже, в этот момент акторы, изначально намеревавшиеся заниматься политикой, просто использовали единственно возможную форму осуществления подобной деятельности – то есть форму «неформального клуба».

Анализируя неформальное движение в терминах дихотомии «общество vs государство», многие авторы в результате сделали объектом своих исследований организации, избравшие путь прямой оппозиции режиму (тогда как подобные группы были довольно маргинальны в 1987—1988 годах), и даже приписывали движению этого периода характеристики, которые определили его лишь позже, в 1989—1990 годах, когда оно переросло в открытую оппозицию и стало называться «демократическим». Вот в то время оно уже использовало узнаваемый оппозиционный репертуар: массовые митинги, предвыборные кампании против компартии, формирование оппозиционных партий, «антикоммунистическое» самоопределение. Неформальное движение оказалось поглощено своим преемником, которого стали рассматривать как его логическое завершение. Такой телеологический подход порождает некоторую нечувствительность к изменениям в политическом пространстве, к быстро меняющемуся контексту, в котором развивались отношения между действующими лицами и в котором формировались их представления о том, что возможно, а что нет.

Если первые публикации едва упоминали о самом существовании политических клубов и растворяли их в более широких категориях, то в исследованиях 1990-х годов, напротив, их возводили в ранг знаковых представителей этих категорий и всячески демонстрировали, что гражданскому обществу, едва оно появилось на свет, ничего другого не оставалось, как кристаллизоваться в форме оппозиционного движения. Отказываясь изучать политические клубы в качестве особого явления, авторы закрывали глаза на то, что неформалы и сами представлялись, и воспринимались извне как выразители позиций гражданского общества перед лицом политической власти, используя неопределенность своего статуса для легитимации своего места в политическом пространстве. Такая неопределенность – один из элементов их идентичности.

Неформальные клубы остались вне внимания тех авторов, которые элитам15 отводят важнейшую роль в политических и экономических изменениях, перевернувших СССР и Россию в 1980—1990-х годах. Таковы, к примеру, в остальном очень интересные исследования Джерри Хафа и Арчи Брауна16 или труды авторов, причисляющих себя к транзитологам. По мнению последних, если не считать переворотов, осуществляемых «низовыми революциями», все процессы перехода – результат внутренних договоренностей и решений элит. Конечно, они признают важность «сил гражданского общества», но отводят им, как правило, лишь ограниченную роль, особенно если речь идет об этапе, предшествующем самому переходу.