нее действует в
этом
смысле разум, направляющий влечения. Если бы люди были созданы так, как
утверждает Гоббс, то есть наподобие дикого зверя, жаждущего крови ближних, то
само происхождение обществ было бы невозможно. Ибо каким образом могут
соединиться естественные враги? Как могут люди передать свои права кому бы то
ни было, если они никому не доверяют? Взаимный страх не может служить
общественной связью. Надо, чтобы образованию обществ предшествовали в самом
человеке доброжелательные наклонности и чтоб эти наклонности были сильнее
самолюбивых влечений и взаимной боязни. Само существование гражданского
общества непрочно при таких основах. Гоббс думает связать людей взаимными
условиями и обязательствами; но если большинство граждан, следуя самолюбивым
влечениям, не хочет соблюдать этих обязательств, то какая сила может их к тому
принудить?185 Право человека делать все, что он считает нужным для
самосохранения, Гоббс распространяет на само гражданское состояние, вследствие
чего он признает даже за подданными право соединяться против верховной власти,
а это – оправдание революций. Такое учение тем опаснее, что в государстве, каким
его представляет Гоббс, поводов к восстанию всегда будет много; ибо он делает
князей предметом всеобщей ненависти, а между тем не дает им надлежащей силы для
действия. Князья, по этой теории, стоят выше всяких законов и всяких
обязательств относительно подданных; они вправе делать все, что им угодно. Но
такая произвольная власть ведет лишь к тому, что каждый будет видеть в князе
врага, от которого он может ожидать гибели. В действительности, князья
установлены для блага народного и связаны естественными законами, которые они
обязаны соблюдать. С другой стороны, Гоббс ограничивает обязанности подданных
чисто страдательным повиновением: каждый, вступая в общество, отрекается от
своего права на все и обязывается не препятствовать действиям правителя. Это слишком
тесные границы общественной власти. Наконец, выводя право из силы, Гоббс ставит
на одну доску законные правительства и незаконные. Таким образом, делая вид, с
одной стороны, что он вручает дары князьям, он, с другой, изменнически вонзает
нож в их сердце186. Ко всему этомуС. 199
надо прибавить, что
Гоббс уничтожает всякое международное право, объявляя государства вечными и
естественными врагами. При таком воззрении внешние сношения становятся
невозможными
187.В противоположность
Гоббсу, Кумберланд доказывает, что первоначальный естественный закон, которым
руководится человек, состоит не в стремлении к самосохранению, а во всеобщем
доброжелательстве, от которого зависит и личное самосохранение. Человек, по его
теории, и в естественном состоянии не остается одиноким существом, которое
имеет в виду только себя; он самой природой поставлен в общую связь с целым
мирозданием и особенно с системой разумных существ. Это – союз гораздо более
обширный, нежели гражданские общества. Верховный правитель его – Бог, источник
естественного закона. Он направляет действия членов этого общества и указывает
им путем разума на верховное правило, что сохранение частей зависит от
сохранения целого. Отсюда стремление к общему благу как высший закон для
всякого разумного существа.
В выводе этого
закона, говорит Кумберланд, можно идти двояким путем: от следствия к причине и
от причины к следствию. Первый есть путь опытный, второй – философский.
Кумберланд избирает последний, ибо суждения разума тогда только представляются
нам настоящими законами, обязательными для человека, когда мы восходим к
первоначальной их причине, к Богу, и усматриваем в них предписания высшего
правителя. Однако так как мы воли Божьей непосредственно не знаем, то мы должны
отправляться от его действий: из созданной им природы человека и из указаний
вложенного в нас разума мы можем вывести заключение о самой божественной воле
188. Здесь очевиден логический круг, в который неизбежно
впадают все мыслители, которые производят естественный закон из воли Божьей, а
о последней заключают из существования естественного закона.В исследовании
природы человека Кумберланд, подобно Гоббсу и другим современникам, принимает
за образец математику. Ссылаясь на математические теоремы, он говорит: «Я счел
нужным следовать той же методе, то есть указать неко-
С. 200