Политические противоречия

Почему напримѣръ шлезвигъ-голштинскій вопросъ тревожитъ теперь всѣ государства, держитъ въ страхѣ дипломатію — и что это за вопросъ, для разрѣшенія котораго всѣ требуютъ конгресса? — Вопросъ чисто конституціонный и самый сложный, касающійся въ одно и тоже время и Даніи, и Шлезвигъ-Голштейна, и всей Германской федераціи.

Что такъ тревожитъ Германію и что съ такою яростью натолкнуло ее на Данію? То, что у нея нѣтъ конституціи, и то, что федерація ея остается пока идеаломъ, то, что при существующемъ соперничествѣ ея государей, противорѣчіи въ учрежденіяхъ, антагонизмѣ національностей, Германія, повсюду окруженная измѣной и интригами и угрожаемая со всѣхъ сторонъ, въ сущности еще не живетъ, да и никогда еще не жила.

Изъ-за чего и прусскій король ссорится съ своимъ народомъ? Изъ-за того, что народъ не доволенъ конституціей.

Изъ-за чего произошла междоусобная война въ Соединенныхъ Штатахъ? Изъ-за того, что сѣверные и южные штаты думали одни на счетъ другихъ эксплоатировать конституцію.

Что сами мы дѣлали въ Мексикѣ? Конституцію.

Венгерскій вопросъ есть вопросъ чисто конституціонный, а Италія, Испанія? Не представляютъ ли эти государства, вотъ уже въ теченіе 40 лѣтъ, поле битвы изъ-за конституціонныхъ идей? и т. д. и т. д.

Большинство конституцій, возникшихъ съ 1814 г., въ обѣихъ частяхъ свѣта, подверглись многочисленнымъ измѣненіямъ, нѣкоторыя же изъ нихъ совершенно передѣланы. Даже Швейцарія два раза исправляла свой федеративный договоръ, а Бельгія, которую ставятъ всегда въ примѣръ, какъ типъ конституціоннаго государства, — гніетъ въ своемъ докринерствѣ съ своими либералами и клерикалами. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ она едва не свергла своего короля; теперь она громогласно требуетъ возвращенія ей провинціальной и общинной свободы; она не мечтаетъ ни о Карлѣ V, ни объ Іосифѣ II, или Наполеонѣ, но о Яковѣ Фонъ-Артевильдѣ.

Только одна Англія кажется неподвижною, далекою отъ совершающихся катастрофъ. Это потому, что въ Англіи согласились, во чтобы то ни стало, поддерживать вѣру въ королевскую власть, въ аристократію, въ буржуазію, въ церковь, въ библію, въ великую хартію. Но вѣра эта есть ничто иное какъ замаскированный эмпиризмъ, который умышленно отказывается отъ всякаго строго-логичнаго опредѣленія; называть Англію страною конституціонною — заблужденіе. Въ Англіи существуетъ самопроизводное (factice) общественное мнѣніе, которое диктуетъ каждому государственному дѣятелю что онъ долженъ дѣлать ежедневно, прикрываясь мантіей закона, пригодной для каждаго случая.

Я резюмирую всю настоящую главу въ двухъ словахъ. Девятнадцатый вѣкъ занятъ разработкой своей политической и экономической конституціи. Франція — страна, гдѣ эта работа до настоящаго времени проявлялась съ наибольшей энергіей, хотя впрочемъ явленія эти вездѣ почти одинаковы.

Постараемся раскрыть законъ этого движенія путемъ анализа нашей исторіи.

Глава IV Общій критическій взглядъ на конституціи

Историческая послѣдовательность и логическая сущность французскихъ конституцій. — Крайности и средства. — Начало конституціоннаго цикла. — Безпрерывныя перемѣны. — Постоянное непостоянство.

Пятнадцать конституцій, о которыхъ мы дали отчетъ въ предыдущей главѣ, поименовавъ ихъ въ хронологическомъ порядкѣ, и прибавленныя къ нимъ съ одной стороны инструкціи, данныя избирателями депутатамъ Генеральныхъ Штатовъ, съ другой — сенатусъ-консульты 1852, 1856 и 1857 годовъ, а также декретъ 24 ноября 1860 года, являясь предвѣстниками новой конституціи, составляютъ въ настоящее время весь ансамбль нашихъ политическихъ эволюцій.

Прежде всего надо однако замѣтить, что тотъ историческій или хронологическій порядокъ, въ которомъ эти конституціи слѣдовали одна за другой и котораго мы придерживались при ихъ разсмотрѣніи, не показываетъ еще ихъ раціональной связи между собой, если только предположить въ нихъ существованіе какой-нибудь связи; и что посему порядокъ этотъ отнюдь не представляетъ намъ теоріи всѣхъ этихъ переворотовъ. Мы видимъ, что послѣ монархической конституціи появляется ультра-демократическая, за этой же слѣдуетъ умѣренно-буржуазная республика, потомъ является военная аутократія, за ней парламентская монархія, потомъ опять демократія, наконецъ — имперія. Но во всемъ этомъ нѣтъ ничего такого, что дало бы намъ возможность подозрѣвать нѣчто общее во всѣхъ этихъ конституціяхъ, которыя представляются столь противорѣчащими одна другой. Въ самомъ дѣлѣ, что соединяетъ ихъ, какою мыслью они проникнуты, зачѣмъ такъ часто смѣняются онѣ одна другой, переходя изъ одной крайности въ другую и обнаруживая общую несостоятельность. Вотъ именно этотъ-то законъ превращеній и слѣдуетъ изучить.

Невольно спрашиваешь себя, не суть ли всѣ эти превратности — дѣйствіе рока или провидѣнія, и во всякомъ случаѣ, какой разумъ въ нихъ дѣйствуетъ.