Если представить себѣ этотъ рядъ конституцій изображеннымъ въ формѣ радіусовъ круга, то легко будетъ убѣдиться, что крайности аутократіи и демократіи настолько же близки другъ къ другу, какъ и среднія системы парламентаризма. А такъ какъ теорія всегда имѣетъ свое примѣненіе на практикѣ, то мы и находимъ здѣсь объясненіе явленія давно замѣченнаго, но очень мало или вовсе не выясненнаго и заключающагося въ томъ, что въ тѣхъ государствахъ, которыя подверглись конституціонному движенію, весьма часто оказывается, что правительства, дойдя до демократическихъ крайностей, вмѣсто того, чтобы путемъ правильнаго вращенія обратиться къ разумной срединѣ, дѣлали рѣзкій поворотъ къ аутократіи или къ абсолютной власти. Ничто въ теоріи такъ не противорѣчитъ другъ другу, какъ аутократія и демократія, отдѣляющіяся одна отъ другой множествомъ смѣшанныхъ правительственныхъ системъ, но въ тоже время ничто такъ близко не соприкасается, какъ эти двѣ формы. Такъ что, если движущая сила, или руководящая страсть, направляющія государство то къ принципамъ демократіи, то къ полнѣйшему абсолютизму, не задержитъ власти въ тотъ моментъ, когда она приближается уже къ достиженію какого либо изъ этихъ предѣловъ, то власть эта какъ бы перескакиваетъ идеальный интервалъ, раздѣляющій эти два предѣла, и становится на ноги уже совершенно видоизмѣненною. И странно, очень часто замѣчали, что самые рьяные демократы обыкновенно скорѣе всѣхъ мирятся съ деспотизмомъ, и, наоборотъ, защитники абсолютнаго права, въ подобныхъ же случаяхъ, дѣлаются самыми ярыми демагогами: какъ будто душа человѣка въ этомъ отношеніи совершенно сходится съ соціальной метафизикой.
В) И такъ, рядъ разсмотрѣнныхъ нами конституцій, взятый въ его ансамблѣ, представляетъ собою нѣчто въ родѣ высшаго организма, составленнаго изъ низшихъ организмовъ, или низшихъ системъ, и который подобно животному тѣлу состоитъ изъ органовъ и внутреннихъ частей, душевныхъ способностей и т. п. Организмъ этотъ также можно сравнить съ огромной машиной съ зубчатыми колесами, въ которомъ то, что мы называемъ формой, или системой правительства (монархія, аристократія, демократія и пр.), есть не болѣе какъ движеніе отдѣльныхъ колесъ и въ которомъ обществу дается движеніе въ томъ или другомъ направленіи. Организмъ этотъ можно также сравнить съ солнечнымъ зодіакомъ, двѣнадцать знаковъ котораго поочередно служатъ станціями для солнца и который годовымъ и суточнымъ кругообращеніемъ образуетъ систему временъ года — этотъ постоянно возобновляющійся образъ міровой жизни.
Какъ бы то ни было, но изъ всѣхъ этихъ сравненій, очевидно недостаточныхъ, можно вывести одно только вѣрное заключеніе, — что въ сущности не существуетъ различныхъ родовъ правительствъ, отдѣльныхъ одинъ отъ другаго, — родовъ, изобрѣтаемыхъ фантазіей или геніальностью законодателей, и изъ которыхъ каждая нація призвана выбрать наиболѣе подходящій къ ея темпераменту. Напрасно хвалился Солонъ, что конституція, которую онъ далъ аѳинянамъ, была болѣе всякой другой имъ свойственна: доказательствомъ тому служитъ то, что еще задолго до появленія римлянъ, — даже еще до Филиппа, — слава Аѳинъ и ихъ свобода погибли отъ этой конституціи. Если бы аѳинское общество существовало до нашихъ дней, поставленное въ другія условія и подъ другія вліянія, весьма возможно, что оно поступило бы точно такъ же, какъ поступаетъ въ теченіи 24 лѣтъ французское общество, т. е. оно испробовало бы весь рядъ конституцій и жило бы революціонной жизнью. Оно еще разъ доказало бы намъ своимъ примѣромъ, что для всѣхъ народовъ существуетъ лишь одна и та же политическая система — соотвѣтствующая ихъ элементамъ и условіямъ, и состоящая изъ всѣхъ тѣхъ различныхъ порядковъ, которые мы называемъ правительствами, но такая система, истинный синтезисъ которой до сихъ поръ не могъ быть воспроизведенъ, по причинамъ, которыя мы разсмотримъ ниже.