Политические противоречия

Доказательствомъ истины этого синтезиса, къ которому призванъ человѣческій родъ, и доказательствомъ того, что всѣ упомянутыя нами правительства, разсматриваемыя съ разныхъ точекъ зрѣнія, являются искалѣченными и съ трудомъ дышащими, служитъ то, что они, какъ доказалъ опытъ, не представляютъ никакой серьезной гарантіи и долговѣчности, что они лишены прочности и равновѣсія и при анализѣ представляютъ лишь противорѣчія; наконецъ, повторяю, всѣ эти правительства, собранныя въ одну синоптическую таблицу и подобранныя, такъ сказать, сообразно ихъ различнымъ свойствамъ, представляютъ собою различныя фазы того великаго круговорота, въ которомъ государство двигается взадъ и впередъ, кружится, то стараясь утвердиться на одной изъ среднихъ точекъ, то стремительно проходя чрезъ цѣлый рядъ системъ и иногда быстро переступая идеальную черту, отдѣляющую крайности. Такимъ образомъ, представленный нами конституціонный циклъ, указанный намъ логикой, долженъ быть разсматриваемъ въ той формѣ, какую мы ему дали, не столько какъ точное и опредѣлительное выраженіе соціальной системы, сколько изображеніе различныхъ гипотезъ, или даже только опытовъ или приготовленій, ведущихъ къ ней.

С.) Политическая система не только едина по своей природѣ, что проявляется въ самомъ видоизмѣненіи ея въ правительственныхъ формахъ, но является и безусловно-необходимою, постоянною и неизмѣнною въ своей сущности. Система эта имѣетъ свои данныя въ условіяхъ и элементахъ общества, и подобно тому какъ самое общество и все человѣчество, въ какихъ бы фазисахъ они не находились, — не измѣняетъ всей совокупности своей феноменальной жизни; подобно тому, какъ оно остается неизмѣняемымъ въ своей сущности, какъ и самый земной шаръ, котораго оно есть вѣнецъ, подобно матеріи, всю энергію которой оно заключаетъ въ себѣ, подобно жизни, которая находитъ въ человѣчествѣ свое высшее выраженіе, подобно духу, котораго оно есть глаголъ, и наконецъ подобно справедливости, истолкователемъ которой оно является, — и политическая система, которая нами управляетъ, въ своихъ ли подготовительныхъ фазахъ, или въ своей законченной формѣ — неизмѣнна. Это не требуетъ большаго разъясненія.

Мы допускаемъ а priori, что если человѣкъ, какъ разумно-свободное существо, живетъ въ обществѣ и признаетъ надъ собою справедливость, то общество не можетъ не установить у себя извѣстный порядокъ, иначе сказать — образовать правительство, будетъ ли оно ввѣрено одному избранному лицу, подъ названіемъ государя, императора или короля, или нѣсколькимъ уполномоченнымъ, составляющимъ сенатъ, патриціатъ, аристократію, (если управленіе представляется невозможнымъ въ формѣ всенароднаго собранія), будетъ ли правительственная власть отправляема ad libitum — самодержавною волею, коллективною или индивидуальною, или на основаніяхъ традицій и обычаевъ, или же наконецъ руководясь положительными правилами и выработанными законами. Всѣ эти элементы, кажущіеся исключающими другъ друга, соприкасаясь между собою, группируются и комбинируются въ различныхъ пропорціяхъ, какъ напримѣръ аутократія, умѣряемая вліяніемъ аристократіи или демократіи, или совершенный произволъ, ограничиваемый и измѣняемый обычаемъ, или иниціатива государя, ограничиваемая иниціативою сената, или и въ томъ и въ другомъ случаѣ ограниченіе будетъ принадлежать народному представительству и письменному закону, и вообще какъ бы ни измѣнялись подчиненность классовъ, должностей и прерогативъ. Все это можетъ видоизмѣняться до безконечности, и вотъ почему между двумя крайностями, аутократіей и демократіей, можно вставить столько среднихъ формъ, сколько угодно. Но все это отнюдь не измѣняетъ системы, а напротивъ утверждаетъ ее, и все, что исторія можетъ заключить изъ подобныхъ видоизмѣненій въ государствѣ, это только то, что общество страдаетъ, что оно ищетъ для себя опоры, часто даже падаетъ и, не имѣя возможности восторжествовать надъ своимъ безсиліемъ, клонится къ смерти. Слѣдовательно политическая система, какъ мы ее теперь понимаемъ, стоитъ выше всякаго осужденія, свободна отъ всякихъ необдуманныхъ человѣческихъ плановъ, болѣе прочна и болѣе долговѣчна, нежели племя или даже національность. Въ политикѣ мы можемъ отдаться всѣмъ возможнымъ оргіямъ, испробовать всѣ гипотезы, переходить отъ равновѣсія властей къ диктатурѣ, отъ имперіи къ демагогіи, но мы никакъ не перейдемъ роковой границы и одно изъ двухъ: или мы погибнемъ въ нашихъ безумныхъ эволюціяхъ, или придемъ къ тому послѣднему синтезису, въ которомъ залогъ мира и счастія народовъ[8].