Политические противоречия

Изъ всѣхъ партизановъ іюльской системы самый искренній, а въ настоящее время самый знаменитый есть безъ сомнѣнія, г. Тьеръ. Признаться, я немножко подозрѣваю, что онъ такъ сильно стоитъ за эту систему потому, что онъ авторъ пресловутой формулы: Король царствуетъ, но не управляетъ. Но небольшое тщеславіе не портитъ все-таки политическихъ убѣжденій, а убѣжденія г. Тьера цѣлостны, что возбуждаетъ, по нашему мнѣнію, полное къ нимъ уваженіе. Г. Тьеръ человѣкъ, наиболѣе сдѣлавшій для іюльской монархіи, наилучше ее знавшій и проводившій въ дѣйствительности и въ настоящее время наилучше ее защищающій. Хорошо же! Проникалъ ли вполнѣ ясно самъ г. Тьеръ въ таинства этого правительства, до такой степени излюбленнаго его сердцемъ и приноровленнаго къ его генію? Чувствовалъ ли онъ его существенную безнравственность? Неужели онъ не замѣтилъ, что это правительство ничто иное какъ утопія, въ тысячу разъ извращеннѣе, а слѣдовательно и опаснѣе утопій 1793 и 1804 годовъ? Прошу извиненія у неистощимаго историка Консульства и Имперіи за то, что я такимъ образомъ возбуждаю сомнѣніе въ солидности его сужденія. Въ своей исторіи Наполеона г. Тьеръ говоритъ, что къ Добавочному акту были несправедливы; что эта 4-я императорская конституція безъ сомнѣнія гораздо выше хартіи 1814 года; что императорское произведеніе, въ его цѣломъ, гораздо либеральнѣе творенія Людовика XVIII. И г. Тьеръ даже не замѣтилъ 18 ст., создающей министровъ безъ портфеля, обязанныхъ защищать передъ палатами дѣйствія правительства; онъ не замѣтилъ этого опаснаго изобрѣтенія, придуманнаго для уничтоженія, въ пользу императорской прерогативы, всѣхъ послѣдствій парламентаризма, изобрѣтенія, которое вмѣстѣ съ электоральной системой, заимствованной изъ конституціи ѴIII года, составляетъ всю оригинальность Дополнительнаго акта, и которое г. Тьеръ опровергаетъ изо всѣхъ силъ въ конституціи 1852 года, какъ идею, самую антипатическую для своихъ чувствъ и для своихъ самыхъ дорогихъ убѣжденій. Поэтому я имѣю право предположить, что г. Тьеръ, при вѣтренности и прыткости своего ума, въ чемъ его такъ упрекали, не изслѣдовалъ строго критически хартію 1830 года и въ этомъ отношеніи остался далеко позади общественнаго мнѣнія, которое, задолго до 1848 года, руководствуясь не философіей, а единственно здравымъ смысломъ, осудило эту систему. Кто же въ концѣ концовъ правъ: общественное мнѣніе, составившееся еще до 1848 года, или г. Тьеръ, употребляющій нынѣ всѣ свои усилія для разубѣжденія этого мнѣнія.

Сначала я думалъ было сдѣлать формальное изслѣдованіе этой «качалки» (bascule), въ которую мы, повидимому, окончательно влюбились съ тѣхъ поръ, какъ уже не пользуемся ею, и которая составляетъ почти весь запасъ нашей молодой оппозиціи. Но я убѣдился, что изложеніе подробностей, какой бы талантъ я ни употребилъ на это, покажется въ высшей степени скучнымъ; что такой сюжетъ ниже всякаго сколько нибудь значительнаго философскаго разсужденія; что политическая система, придуманная нарочно для торжества болтливой посредственности, интригантскаго педантизма, продажной журналистики, пускающей въ ходъ вымогательство и рекламу, система, въ которой сдѣлки съ совѣстью, пошлость честолюбія, бѣдность идей, общія ораторскія мѣста и академическое краснобайство — вѣрныя средства успѣха; въ которой постоянно на первомъ планѣ противорѣчіе и непослѣдовательность, отсутствіе откровенности и смѣлости; что подобная система, говорю я, не нуждается въ опроверженіи, ее достаточно описать. Анализировать ее значило бы возвеличить ее и, несмотря на старанія критика, дать о ней ложное понятіе. Притомъ такая конституція входитъ и въ другія; такъ какъ мы знаемъ, что всѣ онѣ вмѣстѣ составляютъ одинъ циклъ, то она въ нихъ составляетъ одинъ изъ тѣхъ среднихъ членовъ, которыми восхищается буржуазная премудрость и которые достаточно поочередно сравнить съ крайними членами, чтобы вполнѣ выставить ихъ лицемѣріе и ничтожность. А такъ какъ это мы уже не разъ дѣлали, такъ какъ такой случай намъ еще представится и такъ какъ намъ знакома эта маска, то теперь удовольствуемся лишь фотографическимъ ея снимкомъ.