Политические тайны Второй мировой

Общая численность английской армии составляла 4 млн. человек, и мобилизационные возможности государства составляли 2—2,5 млн. человек.

Создав такую сильную армию и имея военно-морской флот, который безраздельно господствовал в Северной Атлантике, Англия могла уже в 1942 году выделить для открытия второго фронта в Европе до двадцати пехотных дивизий и до двадцати пехотных бригад, семь танковых дивизий и пять танковых бригад против 16 немецких дивизий, дислоцированных в Бельгии и Франции. Однако Черчилль стал убеждать Сталина в невозможности открыть второй фронт в Европе из-за нехватки десантных судов и, кроме того, потому, что прибытие миллионной американской армии на английские острова «ожидаются весной 1943 года, что составит экспедиционную армию США в 27 дивизий, к которым английское правительство готово добавить 21 дивизию». [692]

В облегчение этой вести Черчилль сообщил Сталину о готовности США и Англии провести в ближайшее время десантную операцию под названием «Торч», чтобы овладеть Северной Африкой. Внимательно выслушав план этой операции, Сталин мгновенно оценил ее стратегические преимущества для союзников, поочередно назвав каждое из них. Это стратегическое видение советского вождя произвело неизгладимое впечатление на Черчилля. Он говорил впоследствии, что «очень немногие из живущих людей смогли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все это оценил молниеносно». [693]

Сходство взглядов на продолжение войны с фашистской Германией и сила ума обоих государственных деятелей перешла в плоскость быстрого принятия решений по всем вопросам, что лежали в сфере переговоров советско-английских делегаций. В какой-то момент отношения двух лидеров были настолько искренни, что Черчилль даже принял участие в неформальном ужине на небольшой квартире Сталина в Кремле. Там он, в ожидании коммюнике, задал советскому вождю вопрос.

«– Скажите мне, на вас лично так же тяжело сказываются тяготы этой войны, как и проведение политики коллективизации?

– Ну нет, – сказал Сталин, – политика коллективизации была страшной борьбой». Борьбой «с 10 миллионами, – продолжил он, подняв руки. – Это было что-то страшное, это длилось четыре года, но для того, чтобы избавиться от периодических голодовок, России было абсолютно необходимо землю пахать тракторами. Мы должны были механизировать наше сельское хозяйство». Тяжелые воспоминания прошлого несколько замедлили ход мыслей Сталина, но после непродолжительной паузы он продолжал: «Мы не только в огромной степени увеличили снабжение продовольствием, но мы неизмеримо улучшили качество зерна. Раньше выращивались всевозможные сорта зерна. Сейчас во всей нашей стране никому не разрешается сеять какие бы то ни было другие сорта, помимо стандартного советского зерна. Это еще больше увеличило снабжение населения продовольствием». [694]

Встреча двух лидеров завершилась принятием коммюнике, в котором они заверили мировое сообщество, что «справедливую освободительную войну оба правительства исполнены решимости вести со всей силой и энергией до полного уничтожения гитлеризма и всякой подобной тирании». Для Гитлера это было первым серьезным приговором двух великих держав, связавших себя едиными целями в войне.

События на советско-германском фронте продолжались оставаться главными, за ними внимательно следил весь мир. Несмотря на то, что сопротивление советских войск нарастало, обстановка под Сталинградом по-прежнему оставалась сложной и Ставка боевым действиям на этом направлении придавала первостепенное значение. В конце августа Сталин вызвал Г. Жукова с Западного фронта и объявил о решении Ставки направить его для укрепления войск, действовавших в районе Сталинграда. «У нас плохо идут дела на юге, – сказал Верховный Главнокомандующий, – и может так случиться, что немцы возьмут Сталинград. Не лучше складывается обстановка и на Северном Кавказе» [695] . Как вспоминал Г. Жуков, Сталин понимал, что неблагоприятная обстановка, сложившаяся летом 1942 года являлась следствием и его личных ошибок, допущенных при утверждении планов наших войск в летней кампании этого года. К чести вождя, он не искал виновных среди членов Ставки и Генерального штаба, а напряженно работал вместе со всеми над устранением ошибок Вместе с отправкой Г. Жукова на Сталинградское направление Ставка направляла в этот район все, что тогда было возможно. Только вновь формируемые стратегические резервы, предназначенные для ведения дальнейшей борьбы, пока не вводились в действие.

Решительными действиями, которыми в совершенстве владел Г. Жуков, советские войска в районе Сталинграда в начале сентября изменили стратегию и тактику борьбы: они беспрерывно, днем и ночью, контратаковали врага как крупными силами, так и мелкими подразделениями, и сумели навязать немецко-фашистским войскам и их сателлитам сплошной активный фронт борьбы, для удержания которого нужно было растрачивать резервы, которых у немцев было немного. Досконально изучив состав и положение немецко-фашистских войск и их союзников, действовавших на Сталинградском направлении, и избранный немецким командованием способ овладения Сталинградом и Поволжьем, Г. Жуков нашел в их решении глубокую стратегическую ошибку, заключавшуюся в том, что гитлеровские генералы позволили втянуть все свои войска в городской каменный мешок, где у них была утрачена всякая возможность для ведения маневренных действий и отступления. Второй Верден, только еще более пагубный для немецких войск, гитлеровские генералы подготовили сами, не проявив осмотрительности и осторожности при попытке овладеть крупным городом на Волге, втянув в Сталинград главные силы 6-й полевой и 4-й танковой армий вермахта. У Г. Жукова мгновенно созрел план: упорной обороной продолжать удерживать Сталинград и одновременно подготавливать удар по сходящимся направлениям для разгрома главных сил вермахта в этом районе.

После обмена мнениями с другим представителем Ставки генералом армии А Василевским, у Г. Жукова в начале сентября окончательно родилась идея предложить И. Сталину следующий план действий: первое – активной обороной продолжать изматывать противника; второе – приступить к подготовке контрнаступления, чтобы нанести врагу в районе Сталинграда такой удар, который резко изменил бы стратегическую обстановку на юге страны и привел к краху весь летний план гитлеровского командования. Это был настолько смелый план, что даже И. Сталин поостерегся его сразу утвердить – нужна была огромная концентрация ресурсов и сил страны, чтобы подготовиться к такому решительному повороту событий. Но в конце сентября план контрнаступления советских войск под Сталинградом был утвержден, и к его выполнению был допущен очень узкий круг ответственных лиц государства, что дало возможность сохранить его в тайне от врага.

Немецко-фашистские войска, ввязавшись в бои под Сталинградом, не имели успеха. Новых немецких войск для перегруппировки в район Сталинграда у фашистского командования уже не было. Тогда оно пошло на усиление этого направления техникой и на развертывание румынских и итальянских войск на флангах 6-й и 4-й армий. [696]

К осени 1942 года обстановка на этом направлении для вермахта стала приобретать угрожающий характер: пять армий из семи, находившихся на Дону и Кавказе, оказались скованными борьбой за район Сталинграда. Активные действия советских войск заставили гитлеровское командование превратить Сталинград в главный участок всей борьбы на советско-германском фронте. А втянувшись в затяжные бои за овладение Сталинградом 6-я и 4-я армии потеряли возможность маневра и о свободном их отходе на запад с середины августа не могло быть и речи, так как это вело к крушению всех немецких сил на Дону и Кавказе.

12 сентября в Винницу, в Ставку верховного командования вооруженных сил Германии, были вызваны главнокомандующий группой армий «Б» генерал-полковник Вайхс и командующий 6-й армией генерал-полковник Паулюс, где они высказали Гитлеру свою озабоченность большой протяженностью фронта борьбы и указали на недостаточную прочность линии обороны немецких войск по реке Дон, и на опасности, вытекающие из этого. Выслушав их мнение, Гитлер в ответ им заявил, что, по «его мнению силы русских находятся на грани истощения, что сопротивление их под Сталинградом имеет лишь местное значение, что они уже не способны предпринять какой-либо для нас стратегический контрманевр» [697] . Главную цель он видел в том, чтобы немецкие войска возможно быстрее, используя все имеющиеся силы, захватили Сталинград и прилегающий к нему берег Волги.

Но обстановка на полях сражений на юге советско-германского фронта складывалась совсем не такой, какой она виделась Гитлеру. В то время как он доказывал генералам, что русские не способны предпринять какой либо «стратегический контрманевр», шесть общевойсковых и одна танковая армии сосредотачивались в районах Калинина, Тулы, Тамбова, Борисоглебска и Сталинграда. Еще четыре резервные армии располагались в более глубоком тылу – на линии Вологда – Горький – Саратов. [698]

Через руководителя германской военной разведки, опытного разведчика адмирала Канариса, начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал Гальдер знал об этой концентрации советских войск и в середине сентября он доложил Гитлеру, что «в районе Саратова русские сконцентрировали войска численностью до миллиона человек, а восточнее Кавказа полмиллиона, и что Сталин будет вести в этом районе такое же наступление, какое он вел во время русской революции против Деникина». Гитлер от этих предостережений взорвался и в злости воскликнул: «Увольте меня от такой идиотской болтовни!». Однако, невзирая на гнев фюрера и непонимание им сути происходящих процессов, Гальдер добавил: «Русские производят ежемесячно 1500 танков, немецкое производство составляет только 600 танков. Я предостерегаю о кризисе, он определенно наступит». [699]

Гитлер перестал объективно оценивать силы противника и поэтому совершал много ошибок при принятии своих решений. Советская контрразведка, сорганизованная лично Сталиным в структуре Ставки Верховного Главнокомандующего, наглухо закрыла все возможные пути для проникновения германских агентов на территорию Советского Союза, и Гитлер никогда не владел достоверной информацией о положении дел в советской экономике и состоянии дел в Красной Армии. Из-за этого Гитлеру, чтобы не вызвать в нем гнева, часто докладывали ложные сведения о Советском Союзе и он жил в мире догадок и предположений о советских возможностях.

И действительно, в Советском Союзе успешно решалась главная задача – организация производства средних и тяжелых танков в восточных районах страны. К началу 1942 года вступили в строй и непрерывно наращивали мощности восемь танкостроительных, шесть корпусных и три дизельных завода [700] . В первой половине 1942 года производство танков значительно возросло; Красная Армия получила свыше 11 тыс. боевых машин, а всего к концу 1942 года танковая промышленность, возглавляемая министром В.А Малышевым, дала фронту 24 446 танков [701] . Улучшенный и модернизированный танк Т-34 стал грозой немецких танков и был лучшим танком Второй мировой войны.

Увеличение производства танков создало все предпосылки для восстановления корпусного звена в организационной структуре бронетанковых войск С весны 1942 года начали формироваться танковые корпуса, каждый в составе трех танковых бригад и одной мотострелковой бригады. Корпус имел 168 танков. В мае-августе создаются четыре танковые армии: 1 – я, 2-я, 3-я и 5-я. Кроме двух танковых корпусов, а армию входили отдельные танковые и мотострелковые бригады и артиллерийско-минометные части. Такой состав армий обусловливался стремлением создать сильные оперативные объединения, которые способны были не только взламывать вражескую оборону, но и развивать достигнутый успех в операции.

В сентябре 1942 года начали возрождаться механизированные корпуса на совершенно новой технической базе. Они отличались от танковых корпусов наличием большого количества мотопехоты. В корпус входили три механизированных бригады (в каждой из них был танковый полк), танковая бригада, зенитные и противотанковые полки. Всего в корпусе имелось 175 танков. В это же время формировались отдельные танковые бригады (53 танка), отдельные танковые полки (39 танков) и отдельные танковые полки прорыва (21 тяжелый танк). Они предназначались для усиления стрелковых дивизий при организации наступления на сильно укрепленную оборону противника. [702]

Значительно расширилось производство реактивных минометов БМ-8 и БМ-13 («катюши»). На вооружение армии в 1942 году поступило 3237 пусковых установок. [703]

Разгромленную в первые дни войны авиацию было очень трудно восстанавливать, но с этим успешно справился наркомат авиационной промышленности во главе с А.И. Шахуриным, который пополнял авиационный парк армии новыми самолетами, по своим качествам превосходившими немецкие образцы. Наша промышленность в короткие сроки наладила крупносерийный выпуск истребителей Як-1, ЛАГГ-3, пикирующих бомбардировщиков Пе-2, штурмовиков Ил-2. Всего в 1942 году было произведено 25 436 самолетов всех типов [704] ..

В мае 1942 года ГКО принял решение об объединении авиации фронтов в воздушные армии. Это дало возможность Верховному Главнокомандующему и командующим фронтами централизованно управлять авиацией и увязать ее боевые возможности с действиями войск на земле. Шла коренная реорганизация всех вооруженных сил страны, начатая Сталиным в июле 1941 года. Совершенно справедливо нужно отдать должное Сталину, что после того, как он стал Верховным Главнокомандующим и одновременно народным комиссаром обороны, в течение одного военного года вся организационно-штатная структура вооруженных сил нашей страны была перестроена и создана заново, и она стала отвечать требования маневренной войны и уверенно вести нашу армию к победе над фашистской Германией. Но главное, что стало заметно отличать армию, так это дисциплина и порядок, повсеместно утвердившаяся в ее рядах.

Шли крупные и качественные изменения во всех родах войск и специальных войск и Сталин, подобно опытному врачу, следил и усиливал воюющий организм армии, уделяя самое пристальное внимание управлению войсками, основу которых составляли войска связи. Количество полков связи увеличилось к осени 1942 года в 4 раза, радио дивизионов почти в два раза; в войсках существовала и надежно действовала засекреченная аппаратура связи и Сталин быстро дозванивался до любого командира дивизии, если того требовала обстановка.

Стратегия Сталина всегда базировалась на одном непременном условии – не давать наступающему передышки и все время наносить ему контратаки и контрудары. Разгром наступавших казачьих сил под Царицыном во главе с генералом Красновым, позднее переметнувшемся на службу фашистской Германии, был проведен в стиле стремительного контрнаступления.

При разгроме Деникина Сталин отстоял свое решение наносить главный удар Южным фронтом, где он был членом Военного Совета, под Орлом и Воронежем в направлении Донецкого района, где Красная Армия овладевала угольным регионом и населением, благожелательно расположенным к красным, и развитой железнодорожной сетью. «Мы получим уголь, – говорил Сталин, – а Деникин останется без угля». Он отверг предложение Троцкого наносить контрудар от Царицына на Новороссийск [705] .. В результате такого наступления армия Деникина в районе Ростова-на-Дону была разобщена на две части и ее остатки были разгромлены в Крыму и на Кавказе. Гальдер боялся повторения событий прошлого: ударом в направлении Сталинград – Ростов-на-Дону советские войска могли закупорить немецко-фашистские войска, воевавшие на Северном Кавказе, а в дальнейшем подвергнуть угрозе разгрома все германские силы, действовавшие на юге советско-германского фронта. Но Гитлер верил в свое предвидение и не хотел знать аналогий и выслушивать предупреждения о надвигающейся катастрофе и 24 сентября, при очередном докладе генерала Гальдера фюреру о положении на советско-германском фронте, Гитлер заявил ему: «Ваши и мои нервы пострадали, половина моих потерь нервов за ваш счет. Что еще можно поправить на Востоке, не требует уже специальных умений, а лишь национал-социалистического убеждения. Этого я от вас не могу требовать» [706] . В тот же день Гальдер был отстранен от дел, но его предвидение сбылось: советские войска, как и при разгроме Деникина, вели наступление одновременно в направлении Ростова и Кавказа, чтобы разъединить войска противника на части и разгромить их порознь. Только поспешное бегство фашистских армий с Северного Кавказа спасло их от окружения и полного разгрома.