Политический порядок в меняющихся обществах

Редкость революций во многом обусловлена теми трудностями, которые стоят на пути параллельных действий интеллигенции и крестьян. Разрыв между городом и селом – это ключевой фактор политической жизни в модернизирующихся обществах. Трудности, с которыми сталкиваются правительства в попытках преодолеть этот разрыв, сопоставимы с теми трудностями, которые для той же цели приходится преодолевать революционерам. Препятствия на пути формирования такого революционного союза проистекают из различий в жизненном опыте, в перспективах и в целях этих группи. Социальная дистанция между городской, принадлежащей к среднему или высшему классу, образованной, вестернизованной, космополитической интеллигенцией, с одной стороны, и сельским, отсталым, неграмотным, традиционным в культурном отношении, локализованным крестьянством, с другой, настолько велика, насколько только можно себе представить разрыв между двумя общественными группами. Проблемы коммуникации и взаимопонимания между ними огромны. Они говорят на разных языках, часто в буквальном смысле. Причин для взаимного недоверия и взаимонепонимания очень много. Преодолевать приходится всю массу подозрений, естественно возникающих у приземленного, практичного крестьянина к краснобаю-горожанину и у последнего к узколобому провинциалу-крестьянину.

Цели крестьян и интеллигенции также различны и часто противоречат друг другу. Требования крестьян обычно конкретны и, кроме того, направлены на перераспределение собственности; именно это последнее делает крестьян революционерами. Требования интеллигенции, напротив, обычно абстрактны и неспецифичны; оба эти качества делают из интеллигентов революционеров. Эти две группы движимы существенно различными мотивами. Городская интеллигенция обычно больше озабочена политическими правами и целями, нежели экономическими проблемами. Крестьянство же, напротив, озабочено, по крайней мере поначалу, в первую очередь материальными условиями землевладения, налогами и ценами. Хотя «земельная реформа» – знакомый и явно революционный лозунг, на самом деле городские революционеры не без колебаний писали его на своих знаменах. Будучи продуктом городской и интернациональной среды, они обычно формулировали свои цели, используя более масштабные политические и идеологические формулировки. В Иране, Перу, Бразилии, Боливии и других странах интеллектуалы-революционеры далеко не сразу стали обращать внимание на нужды крестьян. В Иране шаху удалось перехитрить националистов из городского среднего класса и вынудить их занять позицию противников проводимой правительством земельной реформы. В начале революции 1952 г. в Боливии коммунистическая партия была против земельной реформы³⁸. В ближневосточных странах радикальная интеллигенция выступала против предоставления избирательного права сельской бедноте в предположении, нередко оправданном, что в силу своей пассивности и безразличия она добавит голоса помещику. В худших случаях городской интеллектуал видит в крестьянине животное, а крестьян видит в интеллектуале чужака.

В силу различий в мобильности и просвещенности на интеллектуала ложится основная ответственность за создание революционного союза, и от него требуется проявить инициативу в этом направлении. Однако сознательные попытки возбуждения крестьян, предпринимаемые интеллигенцией, оказываются в целом малоуспешными. В этом отношении красноречивым примером может служить прототип такого рода действий, неудачная попытка «хождения в народ» русских народников в 1873–1874 гг. В Латинской Америке попытки городских интеллектуалов поднять крестьян на герилью в 1950-е и 1960-е гг. в целом провалились за одним, но примечательным исключением Кубы. В большинстве этих случаев социальная дистанция между двумя группами и активные усилия правительства по дискредитации интеллигенции помешали созданию революционного союза. В Гватемале, к примеру, левые интеллектуалы первое время даже не умели говорить на языке крестьян-индейцев.