Политический порядок в меняющихся обществах

Основные споры идут не между сторонниками и противниками революции, а между теми, кто по-разному прогнозирует влияние реформ на перспективы революции. Решительный реформатор убеждает сторонника топтания на месте, что какие-то уступки необходимы, чтобы избежать потопа, тот же, в свою очередь, предупреждает, что всякая уступка подрывает установленный порядок. Параллельный спор идет и между ортодоксальным революционером и левым уклонистом. Самые интересные, содержательные и глубокие споры по этому вопросу велись в марксистских кругах. Самым, пожалуй, плодовитым автором по этому предмету был Ленин, который в то или иное время занимал практически каждую из мыслимых здесь позиций. В целом, однако, его взгляды чаще всего бывали ближе к позиции ортодоксального революционера; он считал, что реформы, вырванные у режима, ускоряют революцию, хотя реформы, добровольно начатые режимом, могут ее отсрочить. «Реформы, — утверждал Ленин в 1894 г., выступая против ревизионистской, т. е. реформаторской, позиции Петра Струве, — не следует противопоставлять революции. Борьба за реформы есть лишь средство подготовки отрядов пролетариата к борьбе за окончательную победу революции». Аналогичным образом на левом фланге он спорил с «отзовистами» в 1906 г. и с «левыми коммунистами» в 1920 г., утверждая что реформы, к которым побуждают существующую систему, хороши и ведут к революции: «Частичные победы в революциях, вынужденные, поспешные уступки со стороны старого режима — это надежнейший залог новых, много более решительных, более острых гражданских потрясений, в которые будут вовлечены все более и более широкие народные массы»²¹.

Однако революционеры XX в. все больше ставят под сомнение ленинскую модифицированную теорию реформ как катализаторов. После крушения марксистских ожиданий в развитых странах Запада стало трудно верить в то, что революционеры могут добиваться реформ, не ставя под угрозу перспективы революции. Традиционная революционная ортодоксия пришла в упадок, и принятие теории заменителя разделило ее прежних приверженцев на тех, кто следует путем Бернштейна, и тех, кто следует путем Мао.

Исследователи в области социальных наук — как и практики социальной революции — не могут держаться обеих теорий. Если теория заменителя в общем случае верна, то в общем случае неверна теория катализатора, и наоборот. Более вероятно, что одна верна при некоторых условиях, а другая верна при других условиях. Условия, требующие учета, это предпосылки реформ и революции, и последствия реформ для революции. Без сомнения, одной из наиболее важных связей между реформами и революцией является то, что централизация власти в политической системе представляется необходимой предпосылкой и реформы, и революции. Централизация власти, особенно в системе, где объем власти невелик, является существенной предпосылкой обновления политики и реформ. Но она же является и предпосылкой революции. По крайней мере, на ранних этапах модернизации уязвимость режима для революции прямо пропорциональна его способности проводить реформы.

Дилемма, с которой сталкивается монарх-модернизатор в традиционной политической системе, есть лишь наиболее яркое проявление очень распространенной ситуации в обществах, переживающих политические перемены. В XVIII в. физиократ Летрон говорил: «Нынешняя ситуация во Франции намного превосходит ситуацию в Англии, поскольку здесь реформы, изменяющие всю социальную структуру, могут осуществляться во мгновение ока, тогда как в Англии такие реформы всегда могут быть заблокированы системой партийного правления»²². Но те же самые условия, которые облегчали проведение реформ во Франции, сделали возможной и революцию, а «система партийного правления» в Англии защитила ее от революции. Точно так же в 1861 г. Александр II успешно отменил крепостное право, тогда как одновременное проведение аналогичной реформы в США потребовало четырех лет кровопролитного конфликта. Однако та же централизация власти, которая сделала возможными русские реформы 1860-х гг., сделала возможными и революции 1917 г.