Политическое животное

– Ну ты разгулялся! – воскликнула рыжая, выслушав мой рассказ о прошлой ночи. Когда я рассказывал ей о драке, она громко хохотала, когда речь зашла о пьяной девице – она немного ревновала. (Первое время меня как-то даже удивляло, насколько спокойно она принимала подобные приключения: не волновалась, не особо переживала, что со мной может что-то случиться. Это немного расстраивало и удивляло меня, но со временем я понял, что для нее существовал некий мужской мир со своими законами, влиять на который она не пыталась и просто принимала его таким, каким он был.)

– Шатается там со всякими, – наигранно обиженным тоном пробурчала она. Мы лежали на кровати под пледом, и я с силой притянул ее голову к своей груди, она вяло затрепыхалась и обняла меня. Уже светало, и ложиться спать не было смысла, хотя мне предстояла первая, а потому очень ответственная съемка для нового телеканала.

– Начну-ка я уже собираться, чтоб потом не торопиться, – заявил я, выполз из-под пледа и качнулся от бессонной ночи и похмелья.

– Вот и иди, а мне сегодня никуда не надо, у меня выходной, и я буду спать. – Она зарылась лицом в подушку, и я посмотрел на ее круглые, будто детские, щеки. Она замерла, не двигаясь. Тогда я развернулся, потянулся к рюкзаку и достал фотоаппарат. Крутанул затвор и резко плюхнулся на кровать рядом с ней.

– Что ты делаешь! – завизжала она.

Я притянул ее за шею, выставил руку с аппаратом под потолок и, глядя в объектив, нажал на спуск. Она с удовольствием вырвалась и, улыбаясь, сделала вид, что спит.

Я прошел пять шагов прямо, до плиты, поставил чайник и, повернув направо, прошел три шага до ванной. Нужно было побриться, но станок лежал в машине – до сих пор я понемногу доносил вещи из машины в квартиру. Я вспомнил о переезде, о художнице, и мне стало как-то тоскливо. Наверное, не стоило пока общаться с ней, лучше подождать, чтоб немного улеглось. Я отодвинул ширму и посмотрел на снимки ее картин – стало еще печальнее, и я опустил глаза на рыжую. Я смотрел на нее и думал, что все сделал верно. Она открыла глаза, поймала мой взгляд, улыбнулась и перевернулась на другой бок. Теперь, после объяснения с художницей, я иначе видел некоторые фразы и поступки девушки, которых ранее просто не понимал.

…Окна были открыты настежь, вечерняя жара отходила, воздух не двигался. Я прыгал по своей комнате в одних трусах, стараясь вдеть ногу в джинсы. Ежедневные прогулки на велосипедах и почти вегетарианская кухня художницы сделали свое дело – я похудел на семь килограммов и теперь не мог подобрать штаны впору. Уже несколько месяцев я ходил только в шортах, поэтому лишь сейчас понял, что все джинсы и рубашки стали мне велики.

– Что ты там скачешь? – С еле слышным шелестом свободных штанов и рубахи художница вплыла в мою комнату.

– Да вот не знаю, что надеть! Все велико. – Я так и застыл с одной ногой в джинсах.

– Так надень шорты, куда это ты вечером так официально. – Она, не отводя глаз, смотрела на меня.

– А, – я махнул рукой, – помнишь, рассказывал тебе про школьную подругу, которая пропала и все не брала трубку? Так вот объявилась, пойдем выпить по коктейлю.

– Я думала, мы сегодня пойдем на бульвар, к морю – вчера договорились фотографировать чеканку на воротах музея…

– Давай завтра! – Я улыбнулся, подумал, какую лучше надеть рубашку, и вдел вторую ногу в штаны. Эти оказались почти впору – висели на бедрах, но не падали. Больше внимания на художницу я не обращал, и она незаметно ушла из комнаты.

Возможно, через несколько дней мне предстоял переезд – хозяин Тюлень мстительно отказывался подождать, пока у меня появятся деньги. Заработков не было уже давно, и я практически потратил заначку, заработанную в столице. В резерве оставался дорогой «Роллейфлекс», который можно было продать сотен за пять, но этого не хватило бы оплатить сразу шесть месяцев – Тюлень не простил мне того фокуса, что я проделал, стоя перед ним в трусах. Поэтому я готовился к предстоящему переезду и выходу из почти полугодового анабиоза. Я видел, что художница встревожена, но не расстроена, что немного меня удивляло. На днях я взял у товарища машину для перевозки вещей или для ночлега – спать в машине у моря представлялось мне далеко не худшим вариантом. Оказалось, что рубашка и джинсы сидят на мне очень даже ладно, и, довольный своим внешним видом, я прошел мимо ее двери. Видимо, она почему-то решила лечь пораньше, и в комнате уже не горел свет.

В гулкой тиши многолитровый двигатель разбудил резонанс вековых стен двора-колодца. После долгого перерыва мне нравилось быть за рулем, и я с удовольствием доехал до рыжей – еще со школы я помнил ее дом. Денег было немного, но я вполне мог угостить ее несколькими коктейлями в прекрасном заведении прямо у моря.