Политическое животное

Большими глотками я выпил очень горячий чай, и мне показалось, что это спиртное. Я скрутился калачиком на диване, бессвязно прокручивая мысли и образы. Студентка в зале, губная гармошка. Лыжи, надорванная связка. Танцы у моря, запах шеи, смуглая кожа. Роддом, зеленые глаза, губы. Змейка, нарисованная в мультяшном стиле, ползет по животу студентки и кружится, пытаясь укусить себя за хвост…

Судя по всему, мне предстоял скорый переезд в свою заброшенную, но уютную нору в старом доме: необходимости оставаться в этой квартире уже не было, а доходы не позволяли тянуть аренду ради вида на море. Мотоцикл тоже оставался без стоянки, пристанище на зиму нужно было искать и для него.

Как мне ни было тошно от мыслей и сомнений, одолевавших меня, я поехал на тренировку. Бетонная площадка, напряженные лица девчонок, кровь, пульсирующая в голове, привели меня в порядок. Отсюда я поехал на турники к парням и поспарринговал – здесь я не был почти месяц, и они встретили меня очень тепло. Длинный, который никогда не снимал своей шапки, коренастый Бегемот и племянник с неизменной простодушной улыбкой. После завершения наших дел каждый из них более или менее освоился: Бегемот продолжал заниматься обменом валют, племянник стал помощником депутата, а длинный собрал агентство, которое занималось охраной клубов, магазинов и городских учреждений. Некоторые пошли и вовсе по простому пути: один из парней предложил мне «пройти, здесь рядом», чтоб посмотреть кожаную куртку, туфли, несколько телефонов и велосипед на продажу.

Вчетвером мы проболтали с час, и я отправился домой. Начался ежегодный кинофестиваль. У меня, как у приближенного к кино- и телепроизводству давно уже были пригласительные билеты, и сегодняшнее свидание я назначил в одном из кинотеатров. Показ был частью торжественного открытия, и там был дресс-код.

Мои действия были бездумны и машинальны – я гладил рубашку, брюки. Деревья за окном давно растеряли свои листья, и солнце проникло в комнату. Я повернулся – луч, ослепивший меня, отразился от белого шлема с разноцветными стрекозами.

Он стоял на столе перед окном несколько месяцев, но я будто заметил его лишь сейчас.

Почти одновременно мы подъехали к кинотеатру. Улыбнувшись друг другу через стекла авто, припарковались рядом. Я поспешил открыть ей дверь и подать руку. Выглядела она роскошно: черное платье-футляр чуть ниже колен, коротенькая меховая пелерина цвета темного шоколада, черные туфли на высоком каблуке, и улыбка, которую хотелось видеть всегда.

– Я без ума от твоих преображений! Последний раз, когда я тебя видел, ты была маленькой стройной девочкой, а теперь ты роковая женщина!

– Привет. Красивая роза, спасибо. – Она сказала это без всякого кокетства, очень просто.

– Ты так улыбаешься, что меня это приводит в сильное волнение!

– Экий вы, молодой человек, впечатлительный! – Она громко расхохоталась.

– Да. И вы прекрасно знаете, как действует на меня ваша улыбка. Вы улыбаетесь мне, вполне сознавая все последствия, – вы понесете ответственность за это.

– Любопытно-любопытно, какую такую ответственность, позвольте осведомиться?

Она взяла меня под руку, я оказался в дурмане ее запаха, и мы направились ко входу в кинотеатр. Церемония открытия кинофестиваля прошла днем ранее, но красная дорожка оставалась здесь, приглашая зрителей в холл кинотеатра. В эти дни в город съезжались знаменитости из разных стран – актеры, режиссеры и просто разные богатеи, – журналисты сновали с камерами во все стороны, выискивая популярную личность для удачного кадра. Публичных людей окружает особая аура, и, даже если журналист не знает имени человека, он обязательно выделит его среди других. Такой же образ пытаются создать себе те, кто мечтает попасть в раздел светской хроники, не прилагая специальных к тому усилий. Моя спутница выглядела именно так – словно ступила на эту красную дорожку с обложки журнала о яхтах и бриллиантах. И наша пара была великолепной – я всегда казался себе обычным, но в такие моменты ее ореол распространялся и на меня. Сеанс должен был начаться уже через несколько минут, поэтому по дорожке мы шли в гордом одиночестве. Мы подходили к стеклянным дверям, как вдруг нас ослепила вспышка – перед входом дежурил фотограф. Она захлопала ресницами и, опустив голову, начала поправлять волосы, будто хотела в них спрятаться или просто искала повода отпустить мою руку. Я открыл дверь и пропустил ее.

– Сейчас скажу, чтоб стер фото.

– Не надо, не разводи шумиху. – Она была раздосадована, улыбка пропала. Я и сам понимал, что разговоры с фотографом только привлекут лишнее внимание, и, обняв ее за плечи, увлек в зал – там уже выключили свет, мы сели на свои места и вскоре с увлечением смотрели на большой экран.

Осажденный город