Политика

19. Но, однако, как это поверхность может содержать в себе линию, или как тело будет содержать в себе линию, или как тело будет содержать в себе линию и поверхность? Ведь, с одной стороны, широкое и узкое, с другой – высокое и низкое суть понятия совершенно разнородные. Итак, подобно тому как число не присуще всему этому[153], потому что многое и немногое есть нечто другое сравнительно с этим[154], точно так же и из указанных понятий ни одно высшее очевидно не присуще низшему[155]; напротив, широкое, например, вовсе не есть род высокого, ибо иначе тело было бы какою-нибудь поверхностью.

20. К тому же из чего произойдут точки, присущие телам? С подобного рода вопросом Платону пришлось считаться как с чисто геометрическим, но он называл точку началом линии и часто неделимые линии принимал за нее[156]. Ведь необходимо же было, чтобы они имели предел какой-нибудь, так что точка существует на том же основании, на каком и линия.

21. Вообще говоря, хотя мудрость должна изыскивать причинную основу всего видимого, это самое у нас[157] и упущено из виду: ведь мы ничего не говорим о причине, откуда идет начало перемены. Думая объяснить сущность видимого, мы утверждаем, что существуют еще другие сущности; а как последние оказались сущностью видимого, по этому вопросу мы говорим пустяки. Ибо понятие «соучастия», как мы выше сказали, ничего не выражает. Учение о видах вовсе не касается того, что составляет, как мы видим, основание для знаний, из-за чего действует и разум всякого человека, и всякая природа, то есть[158] той причины, которую мы признаем одним из начал: математические понятия[159] стали для теперешних философов философией, так как они утверждают, что этим нужно заниматься ради [познания] всего прочего.

22. Кроме того, можно думать, что субстрат, который они подставляют как материю, еще более математичен и скорее может быть атрибутом и разницею между сущностью и материею, чем быть самою материею, – подобно тому как и великое, и малое [служить скорее атрибутом и разницею, нежели материею]. Точно так же учат и физики о редком и плотном, утверждая, что эти [начала] суть первичные различия в субстрате, меж тем как это только некоторого рода излишек и недостаток.

23. Что касается движения, если великое и малое будет движением, то очевидно, что виды также будут в движении; если же нет, то откуда же пришло движение? Ведь [если уничтожить движение], потеряет значение все изучение природы.

24. Тогда не удастся доказать – а это, кажется, легко, – что все образует единое; ибо если кто допускает все, у него в силу процесса отвлечения все не станет единым, но будет единым только то, что он получит в результате отвлечения. Да и такой вывод невозможен, если он не допустит, что всеобщее есть род; а это [допущение] во многих случаях невозможно.

25. Равным образом никакого основания не имеет и то, что у них стоит после чисел, а именно понятие длины, поверхности и твердого; [они не говорят] ни того, как они существуют, ни того, как они могут существовать, ни того, какую они имеют силу. Ибо невозможно, чтоб это были виды, потому что это не числа; [невозможно, чтоб это были] посредствующие элементы, потому что последние математического характера, [невозможно, чтоб это было] подверженное уничтожению; таким образом, здесь оказывается еще какой-то четвертый род.

26. Одним словом, если исследовать стихии всего сущего, не разграничивши [значений сущего] (так как оно разумеется во многих смыслах), то невозможно найти стихий, особенно если кто исследует этим способом[160], из каких стихий состоит сущее[161]. Ибо при таком способе, без сомнения, невозможно получить ответ на вопрос, из чего явилась деятельность, из чего пассивность, из чего прямое и т. д.; а если [получишь ответ], то только относительно сущностей, так что исследовать подобным образом стихии всего сущего или думать, что имеешь (то есть в результате исследований) эти стихии, – одинаково далеко от истины[162].

27. Как же в самом деле узнать стихии всего? Очевидно, нельзя ничего понимать предварительно, до исследования. Ибо как учащемуся геометрии возможно прочие знания приобрести раньше, но он не знает заранее того, о чем трактует эта наука и чему он хочет научиться, точно так же бывает, конечно, и в отношении прочих [знаний].

28. Следовательно, если есть какое знание всех вещей, как это иные утверждают, то стремящийся к этому (всеобщему) знанию, конечно, не может ничего знать предварительно. Однако всякое изучение происходит при посредстве прежних сведений, целиком ли или только частью, и притом как то, которое пользуется доказательством, так и то, которое пользуется определениями; ведь элементы, из которых состоит определение, нужно знать прежде, и они должны быть понятны[163]. Подобным же образом бывает и в знании, пользующемся наведением. Однако же, если самое лучшее из знаний оказывается врожденным нам, удивительно, как мы не знаем даже, что владеем им.