Политика

Да, пожалуй, это извращение. Если двадцатипятилетняя девочка притворяется в своей детской спальне десятилетним мальчиком, это грязно, без спору. Может, даже слишком грязно. Может, секс не должен терять связи с реальностью. Смешной секс несексуален. Он сбивает с толку. Моше был совершенно сбит с толку. Бруно сказал Тедди, как ему нравятся его нежные руки и как прекрасна их припудренная тальком гладкость. А прозаичный, лишенный воображения Тедди ответил, что они так нежны, потому что он моется Е45 вместо мыла. У него экзема. При экземе мыло нельзя.

Моше не удавалась эта фантазия. Он не знал, что следует говорить.

Моше, Бруно, Тедди и Нана слушали шум дождя.

— Люблю слушать дождь с тобой в постели, — сказал Бруно своему лучшему и самому близкому другу Тедди, переворачиваясь на другой бок. Она свернулась калачиком в своей хлопковой пижамке в яркую полосочку. — Ты таакой миленький лапочка.

Это все фантазия. Сейчас я подробно растолкую фантазию Наны. Тедди и Бруно учатся в первом классе. Но они не учатся в одной школе. Они получают образование в разных школах. Но на выходные они снова могут встретиться и поболтать. Они болтают и, пока болтают, притворяются, что им не надо разлучаться или играть с другими мальчишками. Нет, что бы ни происходило в школе, они всегда ждут только этих выходных. Они преданы друг другу. Тедди и Бруно привыкли к роскоши общения, они лучшие друзья. Они родственные души. Такая вот фантазия. Такая вот история. Тедди читал Бруно “Маленького принца”. Нана настаивала, что Тедди и Бруно были непослушными детьми, и читали в темноте, светя себе фонариком под одеялом. Что это, инфантилизм? спрашивал себя Моше. А если и да? Его это не слишком беспокоило. Его радовало, что Нана счастлива. Ему нравилось, когда Нана сексуальна.

По крайней мере, Моше предполагал, что дело дойдет и до секса.

А Тедди разговаривал с Бруно. Он сказал Бруно, что ему трудно заснуть. Воспитательница беспокоится за него. Он ложится спать и слышит громкие удары своего сердца. И еще астма. Трудно дышать, приступы удушья, это называется астма. Тедди поведал Бруно, что каждый раз, когда он пытается уснуть, он представляет себе, что играет в крикет. Звучит глупо, но это так. Он стоит с крикетной битой. Абсолютно реальное ощущение. Ему кажется, что он стоит у черты и бьет битой по отметине, раз за разом, как по телевизору. Кровь стучит в ушах. Моше замолк.

— Это просто тревожный сон, — сказал Бруно срывающимся голосом.

Бруно был развит не по годам. Ему еще и восьми нет, а уже читал Фрейда.

Они лежали в бывшей детской, рядом с ящиком, полным игрушек. В ящике лежал немного помятый кивер с длинным искусственным мехом. Нана получила его за храбрость, когда ей пришлось накладывать швы на лбу. Все Нанины музыкальные аттестаты Объединенной Комиссии — фортепиано и флейта, с первого по восьмой класс — висели в рамочках на стене. Рамочки были пластиковые, часть из них с позолоченными рельефными завитками, часть простые.

— Помнишь, — сказал Тедди, — как скатываешься с дивана спиной на подушки, и у тебя как будто исчезает живот?

Нана взглянула на плечи Моше, покрытые редкими тонкими волосками. Ее груди сплющенными овалами свешивались на один бок.

— Ты в порядке? — спросила она.

И Тедди, исполняя внутреннюю арию любви, страсти и всепоглощающего желания, прошептал:

— Сеарашо.

Он откинулся на спину, потом уронил голову на бок в ее сторону. Два его подбородка потерлись друг о друга. Он поцеловал ее. Она поцеловала его.

— Классно, — сказала Нана. — Если тебе классно, значит, классно.

Глядя с улицы, стоя рядом со спящим полисменом, в неясном свете уличных фонарей, вы бы ничего не увидели. Вы бы не увидели, скажем, Нану в расстегнутой пижаме, и открывшийся изгиб ее левой груди. Нет. Вы увидели бы спальню, Вы увидели бы свет лампы. Вы увидели бы тихое пристанище.

Тихое семейное счастье.

Как, думал Моше, как можно от этой нежности перейти к разврату?

Все было сложно. Они не были маленькими мальчиками. Они не были голубыми. Разврат, в данных обстоятельствах, был практически невозможен. У них не было опыта в детском мальчишеском сексе.

— Можно мне тебя потрогать? — спросил он. Потому что Тедди и Бруно, в конце концов, были голубыми. — Хочешь, я тебя потрогаю?

Моше положил свою руку туда, где должен был быть крошечный член Бруно.

Нана прижала его руку. Она прижала ее к себе.

— О нет, — сказала она.

Когда первоклассник говорит “нет”, это значит “да”.

11

Представляю, как вы озадачены. Возможно, у вас куча вопросов. Почему они не пеняют друг другу? Почему не желают отношений попроще? Почему Моше подыгрывает ей с Тедди и Бруно? И почему он не жалуется на флирт Наны с другой девочкой? Почему, наконец, Нана не жалуется на то, что Моше никогда ее не ревнует?

Они не жалуются на судьбу, потому что жаловаться нелегко. Они не жалуются, потому что с радостью идут на компромисс. Нытье для них хуже компромисса.

Я знаю, вас этим не убедишь. Моих резонов недостаточно. Где реализм? спросите вы. Где скрупулезный подход европейского романа? Где правда жизни Бальзака и Толстого?