Читаем Политика аффекта. Музей как пространство публичной истории полностью

Первой идеей было использовать построенный в одном из залов музея столыпинский вагон — в таких вагонах на протяжении нескольких десятков лет отправляли в ссылку и к местам заключения в Российской империи и СССР. Но вагон не позволял актерам (в спектакле играют Евгения Парфенова, Сергей Парфенов, Олег Стрелец, Игорь Савиных, Наталья Гитлиц) действовать свободно и одновременно ограничивал возможности зрителей. В результате в соседнем с вагоном небольшом музейном зале была построена сцена, а само пространство оборудовано профессиональным театральным светом. Такой выбор площадки в первую очередь определил то, как начинается спектакль: чтобы попасть к сцене, зрители должны пройти по залам музея и увидеть то, что стало предысторией событий, о которых идет речь в пьесе. Спектакль начинается с 15‐минутной экскурсии, во время которой зрители узнают об истории вынужденных и добровольных переселений в Сибирь, заходят в столыпинский вагон, рассматривают и берут в руки личные вещи переселенцев и ссыльных. Потом они проходят в соседний зал, где смотрят спектакль, и там же по окончании действия происходит дискуссия.

Такое решение делает спектакль не просто пьесой, сыгранной в помещении музея. «Музейность» и «театральность» находят естественный баланс. Собственно спектакль в этом контексте одновременно помогает решать традиционные музейные задачи и обнаруживает способность пересоздавать музей как перформативное пространство. Очевидное достоинство этого решения — создание напряжения между образовательной задачей проекта в целом и его аффективной, эмоциональной составляющей в спектакле.

Многие документы, использованные в спектакле, были предъявлены публике впервые. Свидетельства о жизни спецпереселенцев и восстании оказывают сильное эмоциональное воздействие просто в силу своего содержания. Но будучи встроены в сюжет «что мы знаем о восстании, чтобы рассказать о нем современникам?» и не прочитаны, а сыграны в интимном пространстве очень маленького зала, они оказывают на зрителя воздействие, которое некоторые исследователи называют вторичной травматизацией709. Это ситуация, когда знание травматического прошлого взаимодействует с эмоциональным переживанием контекста, в котором это прошлое представлено, заставляя зрителя сопереживать происходящему на сцене на телесном уровне.

Действие пьесы начинается с появления в музее молодых специалистов по музейным инновациям, которые пришли обсудить, как можно сделать экспозицию о Чаинском восстании. Один из них сразу делает селфи на фоне формы бойца Красной армии начала 1930‐х годов. Сначала эксперты предлагают сделать компьютерную игру. Музейным работникам такое предложение сперва кажется слишком радикальным, но потом они соглашаются. После этого все участники разговора переодеваются в одежду начала 1930‐х годов и начинают читать и разыгрывать документы, связанные с историей восстания, — по сюжету это те документы, которые можно использовать для создания игры. Эксперты задают вопросы, музейщики отвечают цитатами из документов:

КСЕНИЯ. Так там болота? Обычно, когда думаешь про Сибирь, представляешь себе тайгу.

АЛИНА. На всей территории Галкинской комендатуры от Верх-Бакчара до Панычевой на расстоянии 60 километров в радиусе — сплошная гарь выпадная, то есть все горелые леса вывалились, был сплошной валежник, пни и мелкий кустарник, местами березовые колки.

ГЛЕБ. Но мы знаем точно, где возникли спецпоселения?

АЛИНА. Спецпереселенцы были высланы с семьями и багажом. Их завозили в Бакчарский район и вообще в Нарым. Часть зимой в Бакчар, на Галку. Зимой на подводах на Парабель, Каргасок, Васюган и дальше. Весной на пароходах. Я подробнее остановлюсь на Чаинском районе и Галкинской комендатуре, куда я был послан Сибкрайкомом партии с рядом других товарищей. В Чаинский район мы прибыли в 1931 году, в апреле месяце, вместе со спецпереселенцами. На Галкинскую комендатуру было завезено 18 000 душ людей, 700 лошадей. Коров и другого скота не было, так как там еще не было подготовлено базы для содержания скота. Были построены общие бараки, куда на первое время были размещены люди. Было завезено продовольствие, мука, зерно и кое-какие строительные материалы.

ГЛЕБ. О, отлично. Это ресурсы. Как в любой компьютерной игре.

КСЕНИЯ. Какое у спецпереселенцев хозяйство?

АЛИНА. Выдано на обзаведение трем семьям спецпереселенцев.

ДМИТРИЙ. Лошади?

АЛИНА. Две, молодые, но обе в черном теле.

ДМИТРИЙ. Коровы?

АЛИНА. Нет.

ДМИТРИЙ. Быки?

АЛИНА. Нет.

ДМИТРИЙ. Овцы?

АЛИНА. Нет.

ДМИТРИЙ. Плуги?

АЛИНА. Нет.

ДМИТРИЙ. Бороны?

АЛИНА. Нет710.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары

Долгожданное продолжение семитомного произведения известного российского киноведа Георгия Дарахвелидзе «Ландшафты сновидений» уже не является книгой о британских кинорежиссерах Майкле Пауэлле и Эмерике Прессбургера. Теперь это — мемуарная проза, в которой события в культурной и общественной жизни России с 2011 по 2016 год преломляются в субъективном представлении автора, который по ходу работы над своим семитомником УЖЕ готовил книгу О создании «Ландшафтов сновидений», записывая на регулярной основе свои еженедельные, а потом и вовсе каждодневные мысли, шутки и наблюдения, связанные с кино и не только.В силу особенностей создания книга будет доступна как самостоятельный текст не только тем из читателей, кто уже знаком с «Ландшафтами сновидений» и/или фигурой их автора, так как является не столько сиквелом, сколько ответвлением («спин-оффом») более раннего обширного произведения, которое ей предшествовало.Содержит нецензурную лексику.

Георгий Юрьевич Дарахвелидзе

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное