Политика и рынки

Поскольку именно знание, а не воля, управляет обществом в модели-1, интеллектуальная элита является одновременно и политической. Отсюда следует, что политическая партия занимает особое место, как отмечено в предыдущей главе. В СССР «партийное руководство претендует на монопольное право толковать и применять единственную научную теорию общественного развития»¹¹. В Китае понимание общества — в частности, применение марксистской теории и маоистского интеллектуального наследия для диагностики общественных реалий — является прерогативой правильного политического руководства партии¹². В модели-2 такой элиты не существует.

Гармония

Модель-1 постулирует основополагающую гармонию потребностей людей, которые могут быть известны правящей элите, — «предопределенный, гармоничный и совершенный порядок вещей»¹³. В одном из изданий Госплана СССР утверждается: «При условии правильной экономической политики в социалистическом обществе нет и не может быть никаких групп рабочих, материальные интересы которых находятся в противоречии объективно необходимому плановому управлению экономикой...»¹⁴ Мао писал: «Царство Великой Гармонии означает коммунистическое общество»¹⁵. В модели-2, наоборот, предполагается, что гармония потребностей не только непознаваема, а просто не существует.

Принятие гармонии в модели-1 необходимо как принятие критерия проверки правильности решений. Если критерий, как уже отмечено, — потребности человека, то есть если институт или политическая линия правильны, когда служат потребностям человека, и неправильны, если нет, — то этот критерий применим только в том случае, если институт или политика, которые служат интересам одного человека, не противоречат потребностям других людей, или если существует некое гармоничное решение для согласования внешне противоречивых потребностей.

Эти две концепции — концепция гармонии и концепция конфликта — демонстрируют противоречивые представления об обществе, которые на протяжении вот уже по крайней мере двух тысячелетий разделяют людей на разные лагеря: с одной стороны — идеальное общество Платона, Руссо и Гегеля, связанное воедино на базе всеобщего консенсуса; с другой — общество, лишенное конфликта, как его представляли Аристотель, Гоббс и Кант¹⁶.

Дополнение к демократической теории

Одна появившаяся в эпоху Просвещения великая традиция либерально-демократического мышления определяла либеральную демократию, которая является аппроксимацией модели-2, по признаку управления разумом, а не властью, или «управления посредством свободных дискуссий»¹⁷. Затем более молодая западная традиция определяла коммунизм по признакам применения силы, власти и подавления свободных расследований. В нашей характеристике двух моделей мы всего лишь изменили на противоположное традиционное определение либеральной демократии по признаку разума и коммунизма — по признаку неразумного применения власти.

Какого бы мастерства современные коммунистические общества ни достигли в ограничении гражданских дискуссий, коммунистическая доктрина демонстрирует веру в интеллектуальные способности элиты, что резко противоречит той встревоженной озабоченности по поводу вероятной ошибочности всех и всяческих действий, которая характерна для либерально-демократического общества, описанного Миллем. Вера либерал-демократов в разум в историческом отношении впечатляет только по сравнению с ранним традиционализмом и авторитаризмом в науке, религии и политике. По сравнению с верой марксистов и коммунистов в разум она ничтожно мала. Научный социализм Маркса был задуман как научный; этот термин — не просто лозунг.

В поздней концепции «управления посредством свободных дискуссий» демократия менее тесно отождествляется с моделью-2 и более совместима с моделью-1.

Примерно совпав по времени с эпохой Просвещения XVIII века, идея эгалитарной демократии возникла во Франции, и демократ или эгалитарист обычно был также рационалистом, выступавшим против традиционализма, власти и суеверий. Он, вероятно, верил — вследствие своей новой веры в рациональность и науку — в возможность того, что люди могут открыть вселенную, полную гармонии, что человек может прекратить вражду со своими собратьями и что разум способен находить «правильные» решения¹⁸.

Эта ранняя вера как в интеллектуальные способности человека, так и в гармонию разрушилась по множеству причин, в том числе под влиянием различных теорий и идей, включая открытия Фрейда об абсурдности человеческого мышления. Кроме того, многие мыслящие люди утратили веру в разумность человеческих поступков, став свидетелями потрясших их исторических событий — таких, как великий террор Французской революции, а также выдвинутые позже требования и последующее кровопролитие Парижской коммуны, «центрального события европейской политической мысли»¹⁹.