Читаем Политика и рынки полностью

Если мы определим, почему рыночные реформы были начаты, почему встретили противодействие и почему затем в основном были прекращены, мы сможем лучше понять коммунизм, особенно непрекращающийся конфликт между моделью- 1 и моделью-2, который каждый тип общества решает своим собственным особым способом. Кроме того, мы лучше поймем то огромное значение, которое рыночные системы имели для политики — особенно для власти, стремящейся управлять по типу модели-1, даже если в соответствии с провозглашенными реформами рыночная экономика лишь начинала робко развиваться.

Теории в поддержку реформы

Независимо от снижающейся эффективности реформы ее поддерживали различные течения мысли. Существование «серого» и «черного» рынков, как и характеристики других взаимодействий модели-2, убедили ряд лидеров в том, что, если эти взаимодействия нельзя подавить, нужно сделать их более полезными для системы посредством проведения рыночной реформы. Как отмечено в главе 2, бюрократия иногда очень похожа на плохо организованный рынок.

Экономисты входили в число главных участников дебатов по проведению реформы. Будучи в определенной степени освобождены от сталинских препон, они начали, опираясь на западную экономическую теорию, высказывать вслух свои мнения о принципах экономического выбора, стоимости, себестоимости и ценообразования. Извечным препятствием для такого рода дискуссии является то, что в коммунистическом мышлении рыночная система отождествляется с капитализмом. Экономисты тщательно отделяли одно от другого с огромной опасностью для себя в случае, если их неправильно поймут. Таким образом:


«От всех этих категорий исходит очень сильный дух капитализма. Не лучше ли будет обойти эти категории?

Нет, не лучше! Когда мы обсуждаем выбор методов управления нашим общественным производством, существует лишь один критерий выбора: до какой степени они обеспечивают рост эффективности производства...

Рыночный метод регулирования, прибыль и гибкие цены... могут подвергаться критике только потому, что капитализм появился на земле раньше социализма, и до той степени, до которой они могут принести пользу социалистической экономике, они должны найти в ней свое место»23.


Сегодня те, кто изучает эту полемику, по-прежнему не пришли к единому мнению о том, было ли это брожение среди директоров и технических специалистов предприятий важным источником реформ. Из-за своего стремления поставить технологические и экономические соображения выше политики, из-за своего профессионализма они, возможно, стали препятствием на пути монолитного партийного контроля над всеми сферами жизни. Значительное количество доказательств, с другой стороны, указывает на то, что как единое целое они оставались покорными и политически бессильными24.

И все же по мере того, как советское общество становилось все более сложным по своей организации, а постоянно расширяющийся поток высокообразованных специалистов заполнил профессиональные ниши в советском обществе, новая интеллигенция — инженеры, экономисты, ученые, студенты, художники и писатели, профессура и другие представители творческих профессий — начала обсуждать возможность создания менее монолитного общества. Их аргументы возымели действие: советское руководство начало опасаться, что производственные стимулы для этих новых специалистов будут неэффективными без некоторой либерализации всей системы25.

Часть из них относила требование экономических реформ к более широкому и четко выраженному требованию свободы и демократии. Во втором из знаменитых заявлений Сахарова (1970 год), в котором к нему присоединились двое других ученых, он настаивал на «дальнейшей демократизации общественной жизни в нашей стране»26. Ранее высказываемые идеи демократизации трудовых процессов через расширение участия работников в управлении предприятием, забытые советской теорией после смятения и беспорядков в первые месяцы после большевистской революции, также были воскрешены. Даже экономисты-математики снабжали свою в высшей степени специализированную аргументацию в пользу экономических реформ такими демократическими требованиями, как «демократизация управления... с целью развития творческой активности народных масс»27.

Перейти на страницу:

Похожие книги

21 урок для XXI века
21 урок для XXI века

В своей книге «Sapiens» израильский профессор истории Юваль Ной Харари исследовал наше прошлое, в «Homo Deus» — будущее. Пришло время сосредоточиться на настоящем!«21 урок для XXI века» — это двадцать одна глава о проблемах сегодняшнего дня, касающихся всех и каждого. Технологии возникают быстрее, чем мы успеваем в них разобраться. Хакерство становится оружием, а мир разделён сильнее, чем когда-либо. Как вести себя среди огромного количества ежедневных дезориентирующих изменений?Профессор Харари, опираясь на идеи своих предыдущих книг, старается распутать для нас клубок из политических, технологических, социальных и экзистенциальных проблем. Он предлагает мудрые и оригинальные способы подготовиться к будущему, столь отличному от мира, в котором мы сейчас живём. Как сохранить свободу выбора в эпоху Большого Брата? Как бороться с угрозой терроризма? Чему стоит обучать наших детей? Как справиться с эпидемией фальшивых новостей?Ответы на эти и многие другие важные вопросы — в книге Юваля Ноя Харари «21 урок для XXI века».В переводе издательства «Синдбад» книга подверглась серьёзным цензурным правкам. В данной редакции проведена тщательная сверка с оригинальным текстом, все отцензурированные фрагменты восстановлены.

Юваль Ной Харари

Обществознание, социология
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология