Мы тут не перечисляем еще целого ряда тягостных, стеснительных и разорительных для Германии условий; к Версальскому договору мы еще вернемся (и не раз). Пока даже при этой самой общей характеристике необходимо отметить еще одно очень важное обстоятельство (сразу бросившееся в глаза германским делегатам при первом ознакомлении с Версальским трактатом). Этот документ необычайно детален; он старается предусмотреть всякую мелочь и заключить Германию в точнейшие и строжайшие рамки во всех вопросах. С внешней стороны это сказалось даже в том, что, тогда как обыкновенно мирные трактаты занимают несколько страниц, Версальский документ (официальное издание) представляет собой большой том в 208 страниц с 440 статьями (и это не считая целой сети особых, прямо из него вытекающих и им предусмотренных положений, разъяснений и т. п., формулированных впоследствии). Это обстоятельство крайне ухудшало, конечно, для Германии условия, в которых должен был выполняться Версальский трактат: за нарушение любого постановления трактата Германии грозили суровые репрессии и прежде всего оккупация новых частей территории, продолжение срока оккупации уже занятых германских земель и т. д.
Огромную власть над Германией получала отныне так называемая «репарационная комиссия», назначавшаяся союзными правительствами, заведовавшая взиманием взносов и налагавшая кары за нарушение трактата. Кроме этой комиссии, в Германии должна была начать действовать обладавшая громадными полномочиями контрольная комиссия, которая должна была следить за полным разоружением Германии, за срытием крепостных укреплений, за выдачей всего оружия и т. п. Эта комиссия имела право проводить обыски и расследования
Хотя германские уполномоченные и ждали тяжких условий, но все-таки первое чтение полученной 7 мая 1919 г. книги их ошеломило. Вот как это первое впечатление выразил в своем дневнике один из свиты Брокдорф-Раицау: «Требования, которые хочет предъявить к немецкому народу Антанта, — самые жестокие, какие когда-либо предъявлялись любому государству с тех пор, как Рим продиктовал мир Карфагену. Это смертный приговор для Германии». Впечатление это все более и более укреплялось по мере того, как уполномоченные вчитывались в роковую для Германии книгу. «Мы должны не только быть осужденными на политическое бессилие, но еще и на хозяйственное разорение и на порабощение».
В Германии был объявлен на неделю национальный траур, как только правительство и веймарское Национальное собрание узнали об условиях, предложенных германским мирным делегатам. Первый министр Шендеман заявил, что «отсохнет та рука, которая подпишет Версальский трактат». В том же роде высказались и другие официальные лица. Но все это, конечно, были только слова. Ни малейшей возможности немедленно сопротивляться не было в тот момент. В Германии происходили демонстрации против подписания мира, но эти демонстрации не производили впечатления на союзников, твердо уверенных, что Германия воевать не может и не будет.