Политика: История территориальных захва­тов. XV—XX века: Сочинения

«Генерал Янушкевич просил министра (Сазонова), чтобы, если ему удастся склонить государя, он тотчас же передал бы об этом ему, Янушкевичу, по телефону из Петергофа»… «После этого, — сказал Янушкевич, — я уйду, сломаю мой телефон и вообще приму все меры, чтобы меня никоим образом нельзя было разыскать для препода-ния противоположных приказаний в смысле новой отмены общей мобилизации». Затем Сазонов выехал в Петергоф вместе с генералом Татищевым и был тотчас принят царем. «В течение почти целого часа министр доказывал, что война стала неизбежна, так дак по всему видно, что Германия решила довести дело до столкновения, иначе она бы не отклоняла всех делаемых примирительных предложений и легко могла бы образумить свою союзницу… Поэтому лучше, не опасаясь вызвать войну нашими к ней приготовлениями, тщательно озаботиться последними, нежели из страха дать повод к войне быть застигнутыми ею врасплох»». Николай II противился и был крайне взволнован, по наблюдениям своих собеседников. Но в конце долгого спора согласился.

Сазонов поспешил в нижний этаж к телефону и тотчас же передал высочайшее повеление Янушкевичу, «ожидавшему с нетерпением». Передав решение об общей мобилизации, Сазонов прибавил: «Теперь вы можете сломать телефон».

В Берлине известие об общей русской мобилизации дало, наконец, долгожданный предлог к началу дела. 31 июля общая мобилизация была объявлена также в Вене, и, конечно, тотчас же отпала намечавшаяся в последние два дня возможность непосредственных переговоров между Австрией и Россией. Но австрийская общая мобилизация совершенно отступила на задний план перед грандиозным событием, которым закончился этот роковой в истории человечества день.

Вильгельм не получил телеграмму Николая, отправленную из Петербурга в 2 часа 15 минут 31 июля, в которой царь писал: «Мы далеки от того, чтобы желать войны. Пока будут длиться переговоры с Австрией по сербскому вопросу, мои войска не предпримут никаких вызывающих действий». Не дождавшись этой телеграммы, Вильгельм отправил Николаю 11 свою: он требовал приостановки военных приготовлений России. В 3 часа дня 31 июля Вильгельм, приветствуемый толпами на улицах, въехал в Берлин (из Потсдама) и прокричал с балкона дворца собравшемуся народу, что его вынуждают к войне.

Потрясая каким-то белым листком, он восклицал: «Русский император обманул меня!». В 11 часов вечера Берлин, а ночью Германия и вся Европа узнали, что Вильгельм предъявил России ультиматум: или в течение 12 часов отменить мобилизацию, или война. На другой день общая мобилизация была объявлена в самой Германии.

В полночь германский посол Пурталес передал русскому правительству ультимативную ноту с двенадцатичасовым сроком. На другой день, 1 августа, Пурталес в седьмом часу вечера прибыл за ответом. Три раза подряд он спрашивал Сазонова, согласна ли Россия отменить мобилизацию, и трижды Сазонов отвечал отказом. «Все больше волнуясь, — читаем мы в «Поденной записи» министерства, — посол поставил в третий раз тот же вопрос, и министр еще раз сказал ему, что у него нет другого ответа»… «Посол, глубоко взволнованный, задыхаясь», передал «дрожащими руками» ноту с объявлением войны… После вручения ноты граф Пурталес, потерявший всякое самообладание, отошел к окну и, взявшись за голову, заплакал. По-видимому, до последнего момента Пурталес (как, впрочем, и некоторые другие германские дипломаты) не верил, что дело дойдет до катастрофы.

Это поспешное объявление войны России имело свои настолько невыгодные для Германии стороны, что даже Тирпиц (сходясь в этом с Каутским) высказал убеждение, что не было ни малейшей военной необходимости объявлять войну только из-за русской мобилизации. Между тем это объявление войны явно усиливало в необычайной степени ответственность Вильгельма и перед своим народом, и вне Германии. Роль нападающего окончательно осталась за Германией, и это крайне облегчило успешность антигерманской пропаганды в нейтральных странах. Полемизируя с Каутским, Дельбрюк сделал убийственный промах, которым тотчас же, конечно, воспользовался его противник. Желая оправдать Вильгельма II в этом внезапном объявлении войны, Дельбрюк пишет: «Главный штаб был убежден, что только единственный путь через Бельгию может привести нас к победе. А мы не могли ускорить и начать вторжение в Бельгию, пока у нас не было войны с Россией. Русские, конечно, нам не объявили бы войны, пока они как следует не подвинули бы своей мобилизации; поэтому-то мы и должны были со всей поспешностью объявить России войну».