Политика: История территориальных захва­тов. XV—XX века: Сочинения

Отмолчаться по такому вопросу было немыслимо. 1 августа Эдуард Грен пригласил князя Лихновского и заявил ему, что не потерпит нарушения нейтралитета Бельгии, что вопрос уже обсуждался в совете министров, и они предлагают Германии принять это к сведению. Лихновский ответил вопросом: останется ли Англия нейтральной, если Германия обещает не нарушить бельгийский нейтралитет. Грей сейчас же и наотрез отказался дать это ручательство. Тогда Лихновский. (умнейший и осторожнейший из тогдашних германских дипломатов), ясно видевший, какая страшная опасность вдруг выросла перед Германией, спросил Грея, не укажет ли он сам условий, при которых Англия обещала бы сохранить нейтралитет, и даже подсказал: например, если бы Германия обязалась ничего не забрать (по мирному договору) ни из французской территории в Европе, ни из французских колоний. На этот раз Лихновский в обещаниях своих шел дальше, чем 29 июля канцлер Бетман-Гольвег в разговоре с Гошеном. Но Грей и на это предложение ответил категорическим отказом и угрожающе прибавил, что желает «сохранить свободу рук». В Берлине, по приказу Грея, британский посол Гошен явился к министру Ягову снова с настоятельным вопросом о нейтралитете Бельгии. Ягов растерянно заявил, что должен посоветоваться с канцлером и императором, и тут же наивно прибавил на всякий случай, что, кажется, бельгийцы уже совершили первые враждебные нападения на Германию. Германское правительство 1 августа узнало не только о новом разговоре Лихновского с Греем, но и о том, что еще 31 июля Грей телеграфировал в Брюссель, выражая желание, чтобы Бельгия защищала свой нейтралитет. Канцлер Бетман-Гольвег еще не очень хорошо соображал, что все это значит, однако был в сильной тревоге, но… «камень уже покатился», как выразился канцлер, и этот камень уже ничто не могло остановить. Фон Мольтке рвал и метал, указывая, что все эти колебания губят дело, что ни часу терять нельзя: весь успех зависит от скорости, что германские войска немедленно должны пройти через Бельгию. 2 августа в Брюссель был послан ультиматум: если Бельгия мирно и без сопротивления разрешит войскам Германии пройти через свою территорию, Германия гарантирует полную неприкосновенность Бельгии после войны; если Бельгия откажет, Германия объявляет ей войну. Наскоро сочиненным предлогом было мнимое (сознательно выдуманное, как было доказано впоследствии) нарушение бельгийского нейтралитета французами. «Ложью и вероломством устроено было в начале июля введение к войне, ложью и вероломством в первые августовские дни началась война, — замечает именно по поводу этих сознательно ложных предлогов и придирок Карл Каутский. — Германское правительство и верховное командование уже не могли более избавиться от лжи, которой они отдались, и должны были все выше громоздить здание лжи, пока оно с грохотом не обрушилось 9 ноября 1918 г. Но хуже всего для германского правительства было, конечно, не то, что оно лгало: вся тысячелетняя история дипломатии доказывает, что этот порок сам по себе нисколько не наказывается, а скорее вознаграждается успехом в международной политике. И Антанта даже в эти самые дни нисколько не отставала от германской дипломатии в этом отношении. Беда для германского правительства была в том, что оно лгало как-то неумело и тотчас же было уличено. Опасность заключалась в непонимании, во-первых, того, что Англия непременно выступит и что английскому правительству именно по поводу нарушения нейтралитета Бельгии выступить удобнее и легче, и, во-вторых, не было понято, что, раз выступив, Англия дойдет до последних пределов, чтобы с Германией как с великой морской и колониальной державой покончить.

2 августа вожди консервативной оппозиции в парламенте — Бонар-Лоу и Лэнсдоун — обратились к премьеру Асквиту с официальным письмом, требуя, чтобы Англия поддержала Россию и Францию в предстоящей войне, и обещали полную свою поддержку кабинету.

3 августа Грен в заседании палаты общин объявил, что Англия во всяком случае гарантирует всем своим флотом французское побережье от нападений Германии. Что же касается бельгийского нейтралитета, то Англия будет его защищать, «не отступая от использования всех наших (английских) средств». Грей уже знал в это время о том, что накануне Бельгия получила ультиматум от Германии, а 3 августа, пока шло заседание английского парламента, пришла телеграмма от бельгийского короля и правительства с просьбой о защите (уже и 2 августа Бельгия держала Грея в курсе событий). Ежечасно со всех сторон из разных источников в министерство прибывали новые и новые известия о том, что германская армия вечером 3 августа перешла бельгийскую границу близ Геммериха и с раннего утра 4 августа непрерывным потоком вливается в страну, направляясь к югу. Решение Греем было принято.