Впрочем, это наблюдение никоим образом не следует трактовать в том смысле, что молодые мусульмане в скором будущем безболезненно вольются в социокультурный мейнстрим стран, в которых живут. Реальная ситуация с динамикой идентичности представителей этой молодежи гораздо сложнее[267]
.Огромный массив данных собирается благодаря Европейскому социальному обследованию (European Social Survey) — международному сравнительному анализу установок, мнений и поведения населения[268]
. Опираясь на интервью ESS, посвященные отношению респондентов к гендерному равенству, российский социолог Вероника Костенко проанализировала установки мигрантов-мусульман в сравнении с аналогичными установками местных жителей. В круг внимания исследовательницы попали Швеция, Нидерланды, Бельгия, Испания, Франция, Германия, Великобритания и Швейцария. Анализируя вторичные данные, Костенко подтвердила следующую гипотезу. Хотя мигранты-мусульмане демонстрируют в целом бóльшую консервативность в отношении общественной роли женщин, чем большинство автохтонного населения, они по своим гендерным установкам менее консервативны, чем их соотечественники в стране исхода. Их ценностные представления обнаруживают тенденцию к сближению с ценностными представлениями местных жителей, что и проявляется в восприятии ими гендерного равенства[269].Наконец, нельзя не обратиться к такому авторитетному исследователю ценностей, как Рональд Инглхарт. Обобщив данные по ценностным ориентациям мусульманских мигрантов в 22 странах ОЭСР (сравнивались взгляды мусульман и немусульман по таким вопросам, как сексуальная либерализация, гендерное равенство и демократические ценности), Инглхарт и его коллеги пришли к выводу, что опрошенные по своему мировоззрению находятся «где-то посередине» между принимающим населением и своими соотечественниками на родине. Их ценности в целом более консервативны, чем ценности местного населения страны назначения, но менее консервативны, чем ценности жителей отправляющих стран. Это означает, что мигранты-мусульмане постепенно усваивают культуру принимающего общества, что, собственно, и постулируется теорией ассимиляции[270]
.Итак, степень и успешность включенности мигрантов и их потомков в жизнь принимающей страны определяются ощущениями — как их самих, так и местного населения. В связи с этим ситуация, сложившаяся в Западной Европе, в определенной мере парадоксальна. Мигрантское население неевропейского происхождения демонстрирует достаточно высокие показатели идентификации со своей новой родиной, т. е. «инклюзия» налицо. Однако в то же самое время среди местных жителей растет популярность
Как мы попытались показать, в
Рис. 1. Великобритания: круги общения представителей различных этнических групп
Рис. 2. Франция: множественные самоидентификации (в %)
Тезис, согласно которому выходцы из исламских стран формируют культурную идентичность, несовместимую с идентичностью принимающего сообщества, не выдерживает эмпирической проверки. Что касается морального консерватизма, приписываемого мигрантам-мусульманам, то предпринятый выше обзор позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, внутри этой категории населения представлено широкое разнообразие ценностных ориентаций и поведенческих паттернов. Во-вторых, мировоззрение выходцев из мусульманской среды обнаруживает тенденцию к постепенному сближению с мировоззрением представителей местного населения. В-третьих, ценностные установки мигрантов-мусульман следует сопоставлять не с ценностными установками социокультурного мейнстрима той или иной европейской страны, а с установками других консервативно настроенных групп общества в данной стране. При этом условии приверженность нелиберальным ценностям перестает казаться вызовом — и тем более скандалом.
Рис. 3. Нидерланды: национальная и локальная идентичность местного и приезжего населения
Источник:
Рис. 4. Германия: моральный консерватизм среди местного и мигрантского населения