Предвидеть можно то, что изменяется медленно или совсем не изменяется: климат, ресурсную базу, темпы урбанизации, межэтнические отношения, силу среднего класса и т. п. Одна из причин, по которым ООН продолжает отслеживать уровень грамотности и уровень рождаемости, а затем в соответствии с этими показателями классифицирует государства в «Индексе человеческого развития», в том, что они наглядны для настоящего и полезны для будущего.
Отмена второго тура выборов в Алжире в январе 1992 г. стала не «причиной» исламского терроризма и гражданских конфликтов в этой стране, а просто «началом». Среди причин можно назвать поразительно высокий уровень роста населения и урбанизации в десятилетия, предшествующие 1992 г., в результате чего огромные массы разочарованных безработных молодых людей ринулись в города и пригородные поселки [2]. В современной обезличенной городской обстановке произошло и обновление ислама в сторону идеологической жесткости, которой не было в деревнях. Эти обстоятельства вполне могли бы послужить политикам предупреждением о нарастающей тенденции к конфликту.
Аналитик, полагающийся исключительно на исторические, культурные и географические факторы, мог за десять лет до падения Берлинской стены в 1989 г. предсказать состояние стран Варшавского договора к этому моменту. До Второй мировой войны и завоевания Восточной Европы Красной армией протестантско-католические территории Восточной Германии, Польши, Венгрии и Западной Чехословакии (все когда-то входившие в состав обширной империи Габсбургов) имели обширный и энергичный средний класс. Промышленное производство в Западной Чехословакии было сопоставимо с Англией и Бельгией. Совсем иначе было в восточно-православных балканских государствах и в России, веками подавляемых византийским, османским и царским абсолютизмом, в которых средний класс представлял собой редкие вкрапления среди преимущественно сельского населения. Из всех этих бедных стран в самом худшем положении всегда была Россия, коммунизм раздирал ее общество на несколько десятилетий дольше, чем на Балканах, и ее проблемы усугублялись огромными размерами, этническим разнообразием и близостью к еще менее стабильным государствам Азии. Неудивительно, что к 2000 г. уровень экономического развития в странах Восточной Европы оказался примерно таким же, каким был до начала Второй мировой войны, при этом северная, «экс-габсбургская», часть была наиболее процветающей, Балканы отставали, а в наихудшем положении находилась Россия. Хорватия, в соответствии со своей судьбой пограничной территории между Центральной Европой и Балканами, пострадала от волнений на Балканах в 1990-х гг., но сейчас движется к гражданскому обществу быстрее своих южных соседей.
Есть исключения в этой историко-культурной схеме: сербы, которым хуже, чем многим российским городским жителям; этнические венгры-католики в Северной Сербии, которым хуже, чем православным румынам в Бухаресте; и наиболее яркое – Греция, восточно-православное балканское государство, которое располагается выше Польши, Чешской Республики и Венгрии в «Индексе человеческого развития» ООН [3]. Но для того, чтобы Греция избежала коммунизма и экономической отсталости Балканских стран, потребовалась американская поддержка в борьбе против коммунистических повстанцев, за которой последовала финансовая помощь в рамках доктрины Трумэна на сумму 10 миллиардов долларов (в ценах 1940-х гг.) для страны с населением 7,5 миллиона человек и серьезное вмешательство ЦРУ во внутреннюю политику Греции в 1950-х гг.
Выгоды от использования исторических и культурных моделей для прогнозирования будущего очевидны, но не менее очевидны и недостатки. А что, если бы администрация Трумэна бросила Грецию? В конце 1940-х гг. восточно-православная Греция была экономически отсталой страной, без традиционного среднего класса, раздираемой гражданскими волнениями, не затронутой западным Просвещением и географически и духовно более близкой к России, нежели к Западу. История и география явно свидетельствовали, что помогать Греции – пропащее дело. Однако это произошло. И как бы дорого ни обошлось американское вмешательство в судьбу Греции, оно оказалось дешевле по сравнению со стоимостью американских расходов на оборону и человеческими страданиями, если бы в 1949 г. Греция стала сателлитом Советского Союза.
Распад СССР – еще один аргумент против того, что Исайя Берлин отвергает как «историческую неизбежность» [4]. Сколь бы немощной ни была советская система, процесс быстрого развала континентальной империи без внешнего вмешательства, без участия чужеземных армий имеет очень мало прецедентов в истории. Это стало тем самым драматичным, непредвиденным итогом холодной войны, который дал возможность одному из коллег Берлина заявить: «У «неизбежности» весьма непривлекательная репутация» [5]. Сильный аргумент против неизбежности – грандиозный труд «Ши цзи», «Исторические записки» Сыма Цяня, древнекитайского Фукидида, чья история династий Цинь и Хань содержит много сюжетов наподобие этого: