Читаем Политики природы полностью

33 Как мы убедимся в дальнейшем, не произойдет никаких принципиальных изменений, если мы прибегнем к единству общества «как такового» и отношений власти. Мы по-прежнему останемся в тупике. Поэтому социологическая критика глубинной экологии никогда не заходит слишком далеко, так как она находит в обществе и его властных отношениях все необходимое для оспаривания радикальных представлений о природе своих оппонентов. Радикальный пример можно найти в книге Мюррея Букчина «Философия социальной экологии. Эссе о диалектическом материализме» (Bookchin Murray. The Philosophy of Social Ecology: Essays on Dialectical Naturalism. [1996]): желая реабилитировать политику, не меняя ее определения, он под видом social ecology (социальной экологии (англ.).Примеч. пер.) продлил жизнь не природе, а классовой борьбе!

34 Насколько мне известно, впервые это выражение было использовано Эдуарду Вивейрушем де Кастру в статье «Космологические местоимения и америндийский перспективизм» (Viveiros de Castro Eduardo. «Les pronoms cosmologiques et le perspectivisme amérindien». [1998]. P. 446) для обозначения амазонского представления о теле. Отметим, что один французский журнал в этой области употребляет все три термина во множественном числе: Природы, Науки, Общества…

35 Если бы этого было достаточно для критики понятия природы, то политическая экология получила бы философию, достойную ее притязаний. К сожалению, это не так. Статья с пронзительным заголовком «Природа мертва, да здравствует природа!» имела целью показать, что на смену механицистскому представлению о природе должно прийти другое, «более органическое»: «Новая концепция природы является более органической и включает в себя, по выражению Альдо Леопольда, человека как “полноправного члена биотического сообщества”» (Écologie politique. № 7. P. 73–90). От Джона Бэйрда Калликота можно было бы ожидать сомнений в политической пользе от употребления понятия природы. Но нет, он мимоходом, и даже не упомянув об этом, вынес за скобки объединительную работу. Таким образом, от дуализма прошлого мы перешли к всеобъемлющему объединению, не замечая, что природа играет одну и ту же роль в обоих случаях.

36 Мы неспроста используем понятие секуляризации. Если натурализация играла столь важную роль в борьбе против религии, то именно потому, что она всегда использовала природный объект, объект причинной связи, лысый объект, бритый объект, объект вне зоны риска как таран, необходимый для того, чтобы выбить дверь, скрывающую власть и обскурантизм. Природа по-прежнему пропитана религией, над которой она одержала верх.

37 В дальнейшем, особенно в пятой главе, мы увидим, что этот коллектив не может говорить о себе в единственном числе без работы над новым политическим соглашением, в отличие от природы, единство которой кажется вполне гарантированным без видимых усилий.

38 Усилия по сближению этих двух позиций, сколь крайних, столь и неестественных, делает столь интересной и драматичной книгу Кейт Сопер «Что такое природа? Культура, природа и нечеловеческое» (Soper Kate. What Is Nature? Culture, Politics, and the Non-Human. [1995]), одну из лучших, что были до сих пор написаны, чтобы создать напряжение между социальной конструкцией природы, феминистками и политическими темами экологии, которые нуждаются в изрядной доле реализма, дабы поддерживать его в критическом виде.

39 Диалектическая интерпретация ничего принципиально не меняет, так как она поддерживает оба полюса и довольствуется приданием им динамики противоречия. См. схему в конце главы.

40 В книге, в которой видна прекрасная осведомленность авторов об английских экологических движениях (Macnaghten Phil et Urry John. Contested Natures. [1998]), им, однако, не удается разорвать связь этих движений с природой иначе, как продемонстрировав, что она «социально сконструирована» в форме пейзажа или дикой природы (wilderness). Критика осуществляется за счет отказа признать, что у кого-то из акторов, вовлеченных в окружающую среду, имеется связь с реальностью (которая тем самым, хотя авторы в этом и не признаются, закрепляется за учеными, способными вести серьезный разговор о природе).

41 Я использую в настоящий момент эту метафору секуляризации, но в заключении мы увидим, что она, разумеется, не является адекватной, поскольку мы не можем свести науки к вопросу совести, что, как считалось, возможно в случае религии.

42 Это основная тема книги Московичи (Moscovici. Op. cit. 1997), которую можно рассматривать как предостережение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Криминальный детектив / Публицистика / Попаданцы / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Публицистика / Документальное / Биографии и Мемуары
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное