Политико-философская концепция И. Берлина

И. Берлин задается вопросом, является ли признание Гердером самобытного духа наций национализмом? Его ответ отрицательный. Гердер не давал преимущества какой-либо нации, для него все нации, и большие, и малые, одинаково ценны. Если даже признать позицию Гердера национализмом, то это – культурный национализм, но никак не политический. У Гердера нация не есть политическая единица. «Национальность для него есть чисто и строго культурное свойство; он убежден, что народ может и должен защищать свое культурное наследие: никогда не должен отступаться от него», – пишет Берлин [6, c. 464]. «Он прославляет германские истоки потому, что они являются частью его родной культуры и помогают ее понять, а вовсе не потому, что немецкая культура по какой-то космической шкале стоит рангом выше, чем другие культуры» [6, c. 462]. «Гердер не желает могущества и не собирается отстаивать превосходство того класса, к которому он принадлежит, своей культуры и нации. Он хочет построить общество, в котором люди, кто бы они ни были, могли жить полной жизнью, имели бы свободу самовыражения, могли бы «быть кем-то»; и он полагает, что чем меньше правительства, тем им будет лучше» [6, c. 462]. Берлин считает, что представление Гердера о хорошем обществе ближе всего к анархизму, что ему ближе представления, которых придерживались такие либералы, как Гете и Гумбольдт, нежели идеалы Фихте, Гегеля и политических социалистов.

Самую же революционную сторону учения Гердера Берлин усматривал в отрицании им абсолютных ценностей, в той мысли немецкого философа, что ценности различных культур одинаково значимы. Раскрывая эту мысль Гердера, Берлин говорит: «“Физиогномии” культур неповторимы: каждая представляет замечательный пласт человеческих возможностей в свое собственное время, в своем месте и в определенной ситуации. Мы не имеем права высказывать суждения об относительной их ценности, ибо это означало бы измерение несоизмеримого…» [6, c. 500]. Он также отмечает определенную непоследовательность Гердера, который в своей философии истории развивал представление о закономерном движении человечества к воплощению, торжеству гуманности в жизни людей, то есть к некоей единой цели, единому образцу. Это представление Гердера, очевидно, отдавало дань мировоззрению Просвещения. «…В “Идеях”[4] он провозглашает всеобщий идеал Humanit"at[5], к которому человек постепенно приближается, и некоторые интерпретаторы Гердера честно пытались представить его ранний релятивизм как одну из фаз развития его мысли, которую он со временем «перерос», или же примирить его с туманным гердеровским понятием прогрессивного развития в направлении к Humanit"at… Но это остается смутным представлением; его мастерство и воображение даже в “Идеях” уходит на воскрешение отдельных культур, а не на нахождение связей между ними» [6, c. 500–501].

И. Берлин отмечает, что у Гердера было много общего с Просвещением, что он весьма красноречиво писал о восхождении человека к идеалу Humanit"at и высказывал мнения, под которыми мог бы подписаться Лессинг, равно как и Гете. Тем не менее, - говорит Берлин, - «…я не верю, что хоть кто-нибудь, читавший сочинения Гердера с тем Einf"uhlung[6], о котором он просит и который так хорошо описывает, - вынес впечатление, что сознанием Гердера владеет именно этот идеал – идеал просвещенного Веймара. Он яркий, наводящий на размышления, многословный, наделенный изумительным воображением писатель, но редко бывающий ясным, строгим и убедительным… В результате этого его слова можно интерпретировать (что уже и делалось) по-разному. Но то, что составляет самую суть его мысли, то, что оказало влияние на более поздних мыслителей… это тема, к которой он постоянно возвращается: что нельзя оценивать одну культуру по критериям другой; что разные цивилизации развиваются по-разному, преследуют разные цели, воплощают разные уклады жизни и обусловлены разными отношениями к жизни; поэтому, чтобы понять их, необходимо совершить воображаемый акт “проникновения” в их сущность, понять их, насколько это возможно, “изнутри” и посмотреть на мир их глазами – быть “пастухом среди пастухов” в древней Иудее, быть моряком в северных штормовых морях и перечитывать Эдду на борту корабля, преодолевающего Скагеррак. Это совершенно разные общества, и их идеалы несопоставимы. Следовательно, вопросы типа: какие из них лучше, какие следует предпочесть, как оценить, какое из них ближе подошло к универсальному человеческому идеалу Humanit"at, пусть даже и субъективно понимаемому, - к тому образцу, который в наибольшей степени должен (или считается, что должен) соответствовать человек, - все подобные вопросы для мыслителя такого рода, в конце концов, бессмысленны» [6, c. 503–504].