Политолог

Стрижайло тщетно пытался дозвониться до Человека-Рыбы. Тщетно пытался поймать по телефону Потрошкова. Только под вечер их соединили.

– Это ужасно… – услышал Стрижайло измученный голос Потрошкова. – Ужасная ошибка… Вместо холостых зарядов положили настоящий фугас… Будем искать виноватых… Где господин Рыба, не знаю… Забился в тину… Об одном тебя прошу, дорогой, продолжай дебаты… Мы не должны идти на поводу обстоятельств… Будем сражаться за наше будущее… Ведь у всех у нас есть дети. – И на этом мимолетном замечании их разговор оборвался.

Стрижайло остался наедине со своими страхами и подозрениями.

Однако приближались дебаты между второй парой претендентов – аграрником Карантиновым и выдвиженцем либерал-демократов Золушкиным. Формат передачи «Дай в глаз» по-прежнему казался наиболее подходящим для дискуссии. Телеведущий Соловейчик, искусный стравливатель, начинавший как устроитель собачьих и петушиных схваток и боев без правил, опять был в центре общественного внимания. Во время прошлых дебатов бронежилет не уберег его от перелома бедра, а хоккейная маска не защитила от со трясения мозга. Поэтому теперь поверх модного фрака он надел рыцарский доспех XVI века и напялил танковый шлем времен Второй мировой войны, не раз спасавший танкиста вермахта при ударе о броню «тигра».

В качестве народных болельщиков были приглашены рыбаки подледного лова, литейщики завода «Серп и Молот» и отставные чекисты-андроповцы. На скамейке экспертов расселась интеллектуальная элита, безупречная в оценках и утонченных вкусах. То были – киновед Дондурей, режиссер Дыховичный, драматург Радзинский, критик Вульф, чье очаровательное косноязычие дополнялось незаурядностью ума, академик Капица и литературовед Мариетта Чудакова, вполне оправдывающая свою фамилию непрерывными экстравагантными выходками.

Гонг, чем-то напоминающий удары Биг-Бена, ознаменовал появление на ринге Карантинова. Это был истинный денди. Его одежда не подпадала под стереотипы высокой моды для аристократов, но поражала изяществом и той небрежностью, какую могут позволить себе лишь принцы крови. Это и был истинный принц Чарльз, благожелательный, снисходительный, в черном фраке, где одна фалда была намного длиннее другой. Белую манишку украшал фиолетовый артистический бант, а в золотистые, прекрасно причесанные волосы был вколот гребень с сапфиром. Он раскланялся и стал в стороне, воплощение благородства, знатности и независимости.

Последовали новые звоны, похожие на удары в рельсу, какими в зоне сзывают на работу зэков. Под звуки била вышел Золушкин, косолапый, сутуля спину, опустив до земли могучие руки, поглядывая из-под косматых бровей диковатыми, близко посаженными глазами. На нем были галифе, тельняшка, малиновая блуза, подаренная телеведущим Дибровым. На ногах, загибая носы вверх, красовались турецкие чувяки времен геноцида армян. Нагло ухмыляясь, повернулся спиной к залу, и все увидели, что на ягодицах в галифе был сделан широкий вырез и тусклым металлом отсвечивал титановый зад.

В рыцарском доспехе, с жестяной трубой, возник Соловейчик, своим видом создавая впечатление средневекового турнира, на котором роль Прекрасной дамы играла Мариетта Чудакова.

– Итак, продолжаем состязание самых влиятельных и отважных политиков, рискнувших составить конкуренцию нашему Президенту, – загудел из глубины железных масс Соловейчик, как если бы он был Диогеном, сидящим в бочке. – Жребий открыть дебаты выпал уважаемому аграрнику Карантинову, известному своими коммунистическими взглядами. Хотелось бы услышать, господин, или, правильнее, товарищ Карантинов, вашу критику программы оппонента и собственную положительную программу, поверив в которую народ сделает вас Президентом. Прошу. – И он отступил в дальний угол и встал, похожий на экспонат музея готики.