– Давай споем. – Хозяин выгнул грудь, отер ладонью губы. – Давай, ученый, подхватывай. – Вобрал шумно воздух. Выпустил его долгим, неожиданно тонким и певучим звуком:
Хозяйка радостно встрепенулась, устремляясь к мужу большим сильным телом, отражая его худой изможденный лик в своем светлом широком лице:
Старик со старухой попытались выпрямить сутулые спины, углядев в своих поблекших лицах следы былой красоты и молодости. Словно попросили пустить их в песню. Запели, вливая в песню свои дребезжащие голоса.
Мальчик с девочкой радостно и счастливо наблюдали за взрослыми, открывали шепчущие рты, повторяя беззвучно слова песни. А потом, набравшись храбрости, процвели чистыми, упоительно нежными голосами, от которых восхитились лица поющих:
Они пели бесконечную песню, долгую, как разводы ветра на озерной воде, как ход рыбьих косяков, как невода, утонувшие в синей пучине. Стрижайло, не зная слов, вторил, любя и благословляя, чувствуя, как их всех поднимает на огромном колесе в бесконечное небо, откуда видны все самые далекие земные дали.
Кончили петь. Сидели молча, слушая, как отлетает песня в ночное озеро. Хозяин наполнил стопки. Выпив искрящийся огнем стакан, Стрижайло почувствовал, как восхитительно и сладко проваливается в небытие. Успел подумать, что, должно быть, именно так падает под стол опьяневший на пиру богатырь.
Проснулся от волнистого летучего света. Лежал на высокой кровати в светелке. По потолку и по стенам бежала солнечная рябь близкого озера. Испытал мгновенную радость пробуждения, младенческое ликование, когда каждое утро дарило ощущение беспричинного счастья. Бодро встал, вы
шел на воздух. Озерная синь вздувалась, расчесанная солнечными гривами. Кричали утренние чайки. Трава под ногами была зелена и росиста. За крышами изб, там, где находилось кладбище с могилой старца и его незатейливая келья, воздух переливался росой – подымались два радужных невесомых фонтана. Стрижайло, чувствуя легкость и свежесть, пошел вдоль домов по улице.
Увидел, как за забором, в темном сарае растворились ворота. Из них, наклонив голову, вышла корова. Шевелила ноздрями, вдыхала запахи вод и далеких вкусных трав. Толкнула рогами калитку палисадника, протиснулась на улицу. Обдавая Стрижайло запахами хлева и молока, пошла по дороге к отмели, издавая протяжное мычание. Из других домов выходили коровы, озирались в озеро, прислушивались к мычанью во дворах. Качая пустым выменем, шли на спуск.
Стрижайло шагал следом по песчаной, изрезанной копытами дороге. На отмели собиралось стадо, пило воду, сочно хлюпало опущенными мордами, нетерпеливо, множеством темных, мерцающих глаз вглядывалось в зелень соседнего острова. Тут же была причалена лодка, прорезавшая носом песок. В ней лежали весла, жестяной ковшик, на днище блестела вода.
Коровы медленно забредали в озеро, распуская по воде широкие голубые круги. Розовые, рыжие, красные, отражаясь в синеве длинными, волнистыми отражениями. Поплыли, выстраиваясь в алый клин, держа над водой дышащие рогатые головы, толкая перед грудью прозрачные пузыри.
Стрижайло, не желая их отпускать, сел в лодку, оттолкнулся от песка, вставил весла в деревянные уключины и стал грести вслед за стадом. Коровы плыли, оглядываясь на него, пуская в середину своего косяка, окружая лодку сильными горячими телами. Он двигался в ладье среди плывущих коров и то ли пас среди вод это волшебное стадо, то ли оно захватило его в свой плен и влекло прочь от острова.
Над ним кружили чайки. Его обступали сильные, горячие звериные тела. Обдувал студеный, вкусно пахнущий ветер. Коровы держали путь не к соседнему зеленому острову, а в открытое озеро. Песчаная круча с избами удалялась. Чуть мерцали два радужных световых столба. И они пропали. Теперь они плыли в открытом озере, среди синего ветра. Древнее, восхитительное, из первобытных преданий и мифов, было в этом плавании среди бескрайних вод. Стрижайло чувствовал, как приближается чудо, переносящее его в долгожданную «иную жизнь», в которой открывалось для него подлинное бытие, небывалое творчество. Когда остров скрылся, передняя корова взбурлила воду, распростерла могучие, в красном оперении крылья, шумно взмыла, роняя солнечные водопады. За ней взлетела вторая, третья. Все стадо рывками, бурля, оставляя водяные ямы, подымалось из озера, набирало высоту, и скоро розовый косяк исчез из вида. Он был один, среди бесконечных вод, в счастливом озарении, понимая, что чьей-то благодатной волей перенесен в «иную жизнь».
Глава 34