Политология революции

Надо отметить, что позиция Белло вызвала острую критику со стороны части профсоюзных лидеров и представителей «традиционной левой» старшего поколения. Белло даже обвиняли в нежелании использовать международные соглашения для того, чтобы ограничить эксплуатацию рабочих в «третьем мире».[403] Обвинения совершенно необоснованные, но свидетельствующие о том, насколько острой и болезненной оказалась дискуссия.

Общий процесс радикализации не мог не затронуть и профсоюзное движение, особенно после событий в Квебеке, где профсоюзная демонстрация разделилась на меньшинство, сомкнувшееся с молодежью, которая штурмовала «стену позора», возведенную полицией, и большинство, последовавшее за своими лидерами в противоположную сторону. Волна критики, обрушившаяся на профсоюзных лидеров, «предавших» молодежь, привела к серьезному сдвигу в общественном мнении внутри профсоюзов. После Квебека профсоюзные верхи вынуждены были не только продемонстрировать солидарность с целями радикальной молодежи, но и поддержать ее методы, во всяком случае — той ее части, которая избегала применения насилия. Еще больше ситуация обострилась после убийства Карло Джулиани.

После событий в Гетеборге и в Генуе для значительной части активистов движения стало очевидно, что господство финансовой олигархии и транснациональных корпораций сохраняется и его не поколебать демонстрациями. В то же время антикорпоративные лозунги, типичные для Сиэтла, все больше уступали место антикапиталистическим. В Генуе участники демонстраций заявляли: «Капитализм невозможно сделать более гуманным, его нужно свергнуть». Соответственно, движение радикализировалось, провозгласив, что «вновь наступили времена революций».[404] Участники выступлений говорили о том, чтобы сменить господство Централизованной корпоративной элиты экономикой демократического участия. Но сделать это невозможно, не включаясь в полномасштабную политическую борьбу. Хотя действующие политические партии казались молодым радикалам коррумпированными, выборы — циничным соревнованием денежных мешков, это не снимало вопроса об участии в политической борьбе. Становилось ясно, что левым неизбежно придется заново создавать политические организации и вступать в избирательное соревнование с денежными мешками. Насколько новые организации окажутся лучше прежних? Это зависит от того, насколько левые XXI века смогут извлечь уроки из неудач своих предшественников.

Всемирный социальный форум

Местом, где новое левое движение могло организовать свои дискуссии и выработать позитивные предложения, стали социальные форумы. Первоначально подобные форумы проводились параллельно с выступлениями протеста, являясь своего рода «контрсаммитами», альтернативными дискуссионными площадками, противостоявшими встречам представителей элит. В 2001 году впервые решили, что Всемирному экономическому форуму в Давосе надо Противопоставить Всемирный социальный форум (ВСФ). Давос исторически стал местом, где вырабатывалась неолиберальная стратегия (именно отсюда началась пресловутая «консервативная революция», точнее — контрреволюция). Социальный форум в Порту-Алегри должен был символизировать решимость масс противостоять мировому порядку, установленному банкирами и коррумпированными политиками.

Первый форум собрал, 10 тысяч участников. Его делегатами стали представители профсоюзов, новых социальных движений, политических партий и неправительственных организаций. По словам одного из организаторов форума, мэра Порту-Алегри Тасса Генро, задача состояла в том, чтобы «соединить движения протеста и институциональную политику».[405] Выбор бразильского Порту-Алегри в качестве места проведения форума был не случаен. Здесь много лет у власти находится радикальное крыло Партии трудящихся, гордившееся своими экспериментами в области «демократии участия». Наряду с выступлениями «официальных» делегаций в ходе форума было организовано множество семинаров и дискуссий для приезжих и местных активистов. Обсуждались проблемы долга, налогообложения и международной торговли. При этом обнаружилось, что многие представители стран «третьего мира», включая Партию трудящихся Бразилии, выступают не за полное списывание долгов, а за изменение правил международного кредита. Особое внимание уделялось «налогу Тобина», уже введенному в Канаде. Это налог на международные финансовые спекуляции, достигающие сотен миллиардов долларов ежедневно. «Налог Тобина» в масштабе 0,1 % от суммы перемещаемого капитала в случае применения в большинстве стран мог бы дать доход до 150–300 миллиардов долларов в год, которые должны были бы аккумулироваться и направляться на проекты развития в бедных странах. По существу, «налог Тобина» представляет собой первую попытку перенести регулирование и налоговое перераспределение на глобальный уровень и тем самым преодолеть разрыв между традиционными кейнсианскими рецептами, применявшимися национальным государством, и новыми масштабами глобального рынка.