Политология революции

Антикапиталистические выступления конца 1990-х годов в принципе невозможно объяснить стараниями социалистических агитаторов. В большинстве стран, где имели место массовые протесты, они произошли не благодаря, а вопреки деятельности политических организаций левых сил, призывавших к умеренности и подчеркивавших неизбежность «рыночных ограничений». Точно так же в январе 2005 года массовые протесты, охватившие большинство российских городов, не имели ничего общего с деятельностью парламентской оппозиции. Напротив, оппозиционеры из Государственной Думы прилагали все силы, чтобы остановить волнения и успокоить массы.[179]

В то время как массы левели, политики правели. Избиратель неизменно голосовал за крупнейшую и наиболее влиятельную из парламентских левых партий, надеясь, приведя ее к власти положить конец неолиберальным реформам. Но лидеры социал-демократических партий, напротив, были полны решимости подобные реформы продолжить. В этом и состояла суть провозглашенной Герхардом Шредером и Тони Блэром в конце 1990-х годов «политики третьего пути».

С термином «третий путь» вообще-то получилось неважно. С ним произошли странные мутации. Первоначально это словосочетание использовали европейские социал-демократы, имея в виду третий путь между американским капитализмом и советским коммунизмом. Позднее тот же термин использовали еврокоммунисты на Западе и коммунисты-реформаторы на Востоке, причем они говорили уже о третьем пути между социал-демократией и сталинизмом. Таким образом, когда в конце 1990-х годов лидер английских лейбористов Тони Блэр и лидер немецких социал-демократов Герхард Шредер объявили себя сторонниками «третьего пути», это был уже, по меньшей мере, четвертый «третий путь». Самое удивительное, что на сей раз авторы лозунга даже не удосужились объяснить, между чем и чем этот путь проходит. По умолчанию, можно предположить, что где-то между «старой» реформистской социал-демократией и неолиберализмом. Но при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что пролег он не слева, а справа от неолиберального курса.

Поражение левой альтернативы на Востоке не только ослабило западных левых психологически и идеологически, но и создало качественно новую глобальную ситуацию с единственной сверхдержавой — США, с новой глобальной экономикой, где неолиберальный капитализм остался не просто господствующей, но и единственной формой хозяйственной организации международного масштаба. На этом фоне правое крыло социал-демократии не видело никаких иных перспектив, кроме отказа рт своих исторических требований в обмен на право участвовать в управлении буржуазным государством. Впрочем, в этом сторонников «нового третьего пути» готов был поддержать и кое-кто из «радикальных» левых. Главный редактор британского журнала «New Left Review» Перри Андерсон убежден, что именно победа лейбористов в Англии и социал-демократов в Германии окончательно закрепила исторический триумф неолиберализма, ибо левые, придя к власти, полностью приняли идеологию и стратегию правых, тем самым подтвердив тезис Маргарет Тэтчер о том, что никакой альтернативы неолиберализму не существует. Неолиберальный консенсус был закреплен приходом к власти режимов «третьего пути» — Блэра и Клинтона. Этот «третий путь» не только не является альтернативой неолиберализму, но, напротив, «представляет собой идеальное идеологическое оформление для неолиберализма сегодня».[180] Однако высказывания Андерсона отнюдь не надо трактовать как критику Блэра и его сторонников. Английский мыслитель вообще не видит ни возможности появления новых сил, способных предложить полноценную альтернативу, ни необходимости в подобной альтернативе.[181] Английский историк Доналд Сассун, получивший в 1997 году Дейчеровскую мемориальную премию за свою историю европейского социализма, отмечает, что у левых исторически было две руководящие идеи — «регулирование» и «сопротивление капитализму».[182] В конце 1980-х идея регулирования превратилась в общие пожелания, поскольку социалисты ничего не могут противопоставить мощи транснациональных корпораций. Подобно другим идеологам современных «реалистических левых», Сассун воспринимает глобализацию не как социально-экономический процесс со своими сильными и слабыми сторонами, структурными противоречиями и сложной динамикой, а как наваждение, необратимый перелом, нашествие непонятной и непреодолимой силы. Столкновение с этой силой парализовало волю левых политиков и идеологов. Однако сопротивление капитализму продолжалось, несмотря на капитуляцию реформистских партий. Только из организованного оно стало стихийным, из политического — социальным. Массы оказываются радикальнее интеллектуалов, которые по инерции ссылаются на «консерватизм» масс.