Политология революции

Закономерным следствием растущего разочарования масс стало появление новых политических сил, выросших из движения протеста. Из выступлений польских крестьян родилось движение «Самооборона» во главе с Анджеем Леппером. Это было движение идеологически непоследовательное, находящееся под влиянием католицизма, но показавшее себя куда более эффективным, нежели интеллектуально безупречные левые, рассуждавшие о кризисе социалистической теории на скучных международных семинарах. На выборах 2001 года «Самооборона» получила 10,2% голосов, став третьей по величине партией страны. А на выборах 2005 года «Самооборона», набрав 11,41%, обошла посткоммунистический Союз демократических левых сил, получивший 11,31%. Недовольство населения выразилось и в «голосовании ногами»: явка избирателей была невелика и составила 38,65%.

В октябре 2005 года, когда в Польше состоялись президентские выборы, разрыв еще больше увеличился: Анджей Леппер занял третье место с 16,32% голосов, а кандидат «официальных левых» Марек Боровский остался далеко позади, набрав всего 10,21%. Победителем стал Лех Качинский, один из двух братьев близнецов, возглавивших популистскую партию «Право и справедливость». Второму брату – Ярославу – достался пост премьер-министра. После полутора десятилетий чередования у власти левых и правых либералов во главе страны оказались правые популисты. К ним примкнула «Самооборона».

Объединение различных популистских групп в единую коалицию было далеко не случайностью, и объяснялось не только карьеризмом и идеологической неразборчивостью Леппера.

Правые популисты были гораздо понятнее и ближе к массам, нежели леволиберальные интеллектуалы. Характеризуя Качинского, газета «Тыгодник повшехный» писала, что он – «типичный представитель польских правых: традиционалистов, этатистов и поборников социальных льгот».[230] Это идеально соответствовало настроению большинства народа, измученного неолиберальными реформами. Энтузиазм, вызванный присоединением Польши к Европейскому союзу, сменился разочарованием и раздражением, а восхищение возможностями свободного рынка – потребностью в сильном государстве, обеспечивающим социальную защищенность. Поскольку левые не »решались отстаивать социальные интересы большинства, то в роли защитников простого человека выступили правые.

Даже по внешнему своему облику новый президент резко контрастировал с респектабельными представителями польского политического класса, чувствующими себя совершенно органично в Брюсселе и Париже. Зато он мало отличался от заурядного обывателя, немного недотепы и подкаблучника: «Он помогает бедным, – говорит его друг Станислав Костшевский. – Деньги он отдает жене, поэтому у него часто нет при себе наличных. Много раз случалось, что он просил денег в долг, после чего отдавал их людям, которые обращались к нему за помощью (...) Лех – не привередливый гурман. Он любит томатный суп и курицу и обожает сладости».[231] Вдобавок ко всему президент коллекционирует фигурки уток, которыми заставлено его жилище. Фамилия Качинский происходит от слова «кача» – утка.

Политический крах левых был закономерным и заслуженным. Пожертвовав повседневными интересами масс ради «либеральных ценностей» они получили в ответ презрение и безразличие. Другое дело, что правый популизм не только не решает вопросы, стоящие перед обществом, но порождает новые противоречия. Максимум, на что готовы Правые – перераспределить некоторые ресурсы, немного улучшив положение бедных.

Такая политика создает «клиентеплу», массу сторонников, непосредственно заинтересованных в успехе «своего» лидера, готового постоянно «делиться с бедными», но она не позволяет искоренить бедность как таковую. Больше того, принадлежность к «клиентелле» развращает, блокирует гражданское сознание, препятствует развитию самоорганизации низов.

Популистский протест оказывается неизбежным следствием политического единомыслия или «консенсуса» элит. Он отражает разочарование значительной части общества не только в результатах либеральной экономической политики, но и в политических институтах, не допускающих к власти силы, способные к серьезному отходу от этой политики. Как показывает опыт Польши, подобный протест может принять как левые, так и правые формы, в зависимости от специфических условий страны, ее политической культуры и идеологического состояния общества. Причем граница между «правым» и «левым» популизмом весьма подвижна.[232]

«Новый реализм»

По мере того, как среди левых усиливаются тенденции к элитарной политике, правые все больше становятся популистами. После слабых левых на авансцену выходят сильные правые. Такова логика политической борьбы. Левые не решаются говорить о бюрократии. Крайне правые – говорят. Левые доказывают, что международные институты работают во благо, Крайне правые это отрицают. Массы слушают и довольно быстро понимают, что в пропаганде «левых», по крайней мере, не меньше демагогии, чем у правых.