Политотделы МТС в 1933–1934 гг.

Давая столь резкую и однозначную оценку, автор тем не менее счел необходимым заявить, что роль политотделов в обучении и подготовке кадров массовой квалификации, формировании и укреплении постоянных колхозных бригад, налаживании элементарной и необходимой дисциплины труда, развитии ударничества и соцсоревнования была весьма заметной, и «работа социалистического сельского хозяйства в определенной мере нормализовалась, приобрела устойчивость»[30].

На наш взгляд, первый и второй выводы противоречат друг другу, поскольку, если никакое «выдвиженчество» не могло восполнить потерю кадров в сельском хозяйстве, то почему же тогда сельское хозяйство «нормализовалось» и приобрело «устойчивость»?

В то же время, на наш взгляд, можно поддержать следующее суждение Шевлякова: «Представляется, что организационно-хозяйственная работа политотделов МТС и совхозов может быть объективно оценена только в рамках советской экономической модели и на определенном этапе развития колхозно-совхозного строя. Созданные в критический для сельского хозяйства (да и всей страны в целом) момент политотделы сумели устранить наиболее явные, лежащие на поверхности недостатки в сфере организации общественного производства»[31].

Но, следуя логике «пирровой победы», автор дальше идет по пути игнорирования принципа историзма и оценивает деятельность политотделов в контексте решения «долговременных задач развития сельского хозяйства», которые оказались политотделам «не по плечу, как, впрочем, и всей советской административно-командной системе»[32]. Как же за два года политотделы могли решить «долговременные задачи», ведь создавались они на короткое время именно как чрезвычайные органы в чрезвычайной ситуации? И можно ли их винить за все последующие грехи «административно-командной системы»?

В этой связи неубедителен, на наш взгляд, и заимствованный у Зеленина вывод Шевлякова о «пирровой победе» политотделов, поскольку укрепившееся в результате их деятельности советское сельское хозяйство оказалось лишено «экономической перспективы развития». А как же победа в Великой Отечественной войне, которая стала возможной благодаря военно-мобилизационной сути колхозно-совхозной системы? Разве не в этом была «экономическая перспектива» советского сельского хозяйства? Другое дело, и здесь можно согласиться с автором, что «огосударствленные колхозы» действительно стали «пасынками советской экономики», а сталинская коллективизация и закрепившие ее итоги политотделы обрекли советское крестьянство на жизнь в условиях «второго крепостного права большевиков». Но в этом и была суть сталинской системы. Она была создана для подготовки к войне и для самой войны за счет безжалостной эксплуатации населения и максимальной концентрации в руках государства всех его ресурсов[33].

Критический и негативный взгляд на деятельность политотделов прослеживается и в ряде других публикаций современных авторов, которые указывают на их неконституционный характер, на то, что сам факт их создания свидетельствовал о продолжении «чрезвычайщины» в деревне, которая сопровождала коллективизацию и привела к тяжелейшему кризису аграрного производства. При этом главный акцент делается на репрессивно-карательных мероприятиях политотделов, которые не улучшили, а ухудшили ситуацию в коллективизированной деревне[34].

В современной исторической литературе существуют и другие оценки работы политотделов МТС и совхозов. Например, по мнению Н. Л. Рогалиной: «Деятельность политотделов не сводилась к репрессиям. Основная масса работников политотделов не имела к ним прямого отношения и была занята созидательной работой»[35].

В. В. Наухацкий рассматривает деятельность политотделов в рамках политики раскрестьянивания, то есть разрушения привычного уклада деревенской жизни, традиций и опыта сельского мира. Он считает, что политотделы были вызваны к жизни экстремальными условиями модернизации аграрной экономики, ее переходным характером начала 1930-х гг. Создав колхозы как форму хозяйствования, государство через политотделы обеспечило превращение рыхлой формы в структуру – колхозную систему[36].

Анализируя современное состояние историографии проблемы, необходимо отметить большое значение введения в научный оборот огромного комплекса ранее недоступных исследователям источников по истории сталинизма в рамках международных проектов В. П. Данилова «Трагедия советской деревни: коллективизация и раскулачивание» и «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД», а также ряда других проектов. Они содержат не только новые знания по истории деятельности в 1933–1934 гг. политотделов МТС и совхозов, но и позволяют лучше понять их роль в общей политике сталинского руководства в советской деревне[37].

До настоящего времени в зарубежной историографии тема политотделов затрагивалась фрагментарно в контексте истории сталинской коллективизации и общей ее негативной оценки[38].