Политрук. На Ржевском выступе

“Ми-8”, взяв на борт поисково-спасательный расчет и боевое охранение в виде группы морских пехотинцев, вылетел с аэродрома авиабазы Хмеймим в направлении гор, где наши вертолеты работали по позициям боевиков. Когда машина поравнялась с вершинами горных хребтов, по ней неожиданно ударили пулеметы террористов.

Морпехи открыли ответный огонь с правого и левого бортов…»

Глава 2

Четверг, 23 июля 1942 года. День.

Калининская область, Ржевский район

Фантастические «гребни» угасли, пропали, как будто их и не было, лишь ровные уступчики повторяли «разметку» полос да кое-где в короткой тени «ступенек» дотлевало блеклое оранжевое сияние.

Переступать за черту я не решался и зашагал в ту сторону, где линии сдвигов расходились, – к дороге. Мне было очень неспокойно и попросту страшно. Смятение немного унялось, а вот тоски прилило изрядно. Ведь все мое недолгое бытие, пускай бестолковое, но хоть как-то налаженное и устроенное, пропадало за гранью веков. Моя квартира, друзья, Интернет, весь никудышный, но такой знакомый мир отдалялся на целую жизнь…

Неожиданно из-за кустов выскочила тощая немецкая овчарка, вся в репьях и колтунах свалявшейся шерсти. Поскулив перед чертой, калившейся медовым свечением, собака перемахнула сдвиг и потрусила дальше по своим пёсьим делам.

Чертыхнувшись ей вслед, я вышел на дорогу. И сразу понял, отчего дуб получил инвалидность – толстенный сук в обхват оторвало взрывом, опалив кору дерева. А прямо посреди дороги дымились остатки автобуса «ЗиС-16». Уцелел лишь передок, посеченный осколками. Раму перебило, а салон разворотило прямым попаданием.

Я оцепенел, глядя на рваные куски человеческих тел, разбросанные по пыльной дороге. Руки, ноги, головы… Сахарный излом костей, розовые лоскутья легких, черно-багровые лужи запекшейся крови…

Вонючий дым стлался над грунтовкой, и я не сразу заметил перевернувшуюся полуторку, догоравшую в кювете, с жалко задранными колесами. На чудом уцелевшем борту вилась надпись жирными белыми буквами: «…кий детский дом».

Лишь теперь моим глазам до конца дался зримый ужас – растерзанные тела принадлежали детям. Девочкам и мальчикам, от двенадцати до семнадцати.

– Ах, сволочи… – выдохнул я дергавшимися губами.

Юные граждане СССР даже не начали жить по-настоящему, а их – насмерть!

Я забегал по месту преступления, ища хоть малейшие признаки жизни, и не находил. На обгоревшей траве за огрызком кабины автобуса умирал пожилой шофер, скрюченными пальцами удерживая сизое сплетенье кишок, вывалившихся из распоротого живота. Лишь только я наклонился к нему, как дыхание страдальца пресеклось, а в глазах, что уставились в небо, в синюю прорву Вечности, застыл стеклянистый блеск.

Я устало выпрямился и зашагал по обочине к Ботнево. «Одному мне всех не захоронить, – со скрежетом проворачивалось в голове. – Еще бы человек пять с саперными лопатками…»

Следуя за мыслью, я глянул в сторону воронки, где догорала «эмка». Словно в кратере вулкана, в ней заворачивались клубы синей гари, скрывая свежую могилу Тоси Лушина. Дунул ветерок, относя чад, и я замер.

Краем блеснула гладь озера, а на бережку выстроились мои друзья – Паха в черных плавках, Артем в налипших «семейниках» и Кристя в соблазнительном бикини. Между ними и мной надрезала землю мерклая огненная полоса, фонтанировавшая слабеньким «гребнем», почти незаметным на свету.

– Не переступайте черту! – заорал я, отмирая.

– Да что происходит? – тоненьким голоском закричала девушка. Паша успокаивающе взял ее за руку.

Грузной трусцой сбежав с откоса, я замедлил шаг, жадно вбирая глазами облики моих друзей – на долгую память.

– Там, где вы стоите, тикает две тыщи девятнадцатый, – проговорил неторопливо, хоть и задыхаясь слегка, – а здесь, за чертой, сорок второй год. Антона Лушина я похоронил…

Бледнеющий Трошкин забормотал:

– Политрук умер. Да здравствует политрук! Ерунду говорю, да?

Мои губы повело вкривь.

– Чую, скоро все закончится, – вздохнул я. – Распадется связь времен…

– Хроноклазм! – выпалил Артем, блистая эрудицией. – Это когда прошлое вклинится в будущее… – Он смутился, бросая поспешно: – Ну да…

– Ты переоделся в форму… того Лушина? – вполголоса спросила Бернвальд.

Я кивнул.

– И понял, зачем вы так похожи?

– Не уверен, – мотнул головой в сомнении. – Но все так и должно быть. Я остаюсь.

– И мы! – решительно заявила Кристина, первой переступая черту. Пашка шагнул следом, не выпуская руки девушки.

Артем, испугавшись, что останется один, суетливо перескочил отсвечивавший сиреневым «гребешок». В то же мгновенье вся цветомузыка погасла, а земля вздрогнула, выглаживая сдвиги.