Политрук. На Ржевском выступе

Словно учуяв мой интерес, девушка живо обернулась ко мне и расцвела улыбкой.

– А вы с какого фронта, товарищ капитан? – прощебетала она.

– С Калининского, – не стал я скрывать, любуясь нежным лицом. В его выражении перемежались детская непосредственность и великолепная необузданность чувств. – А вы?

– А я – с театрального! – засмеялась хорошенькая визави. – Меня Валя зовут. А вас?

– Антон.

Строгий дядя с переднего ряда обернулся всем корпусом и строго посмотрел на девушку. Серова тотчас же изобразила раскаяние, придавая лицу серьезности. Но чертики в ее глазах прыгали по-прежнему.

– Служу Советскому Союзу… – донеслось гулом.

Михаил Калинин вручал ордена и тряс руки героям, улыбаясь по-доброму, как дедушка из деревни, и все хлопали награжденным.

– Антон Иванович Лушин! – четко объявил помощник «Всесоюзного старосты».

Насилу унимая ёканье, я встал и прошел к трибуне. Чеканить шаг у меня не выходило, хромота мешала, но волна рукоплесканий, прокатившаяся по залу, будто сняла тяжесть – люди, сидевшие за моей спиной, всё понимали.

– Капитан Лушин по вашему приказанию прибыл!

Разводя усы в ласковой улыбке, Калинин вручил мне красную грамоту с золотым тиснением – «Герою Советского Союза» – и две маленькие коробочки того же державного цвета с орденом Ленина и Золотой Звездой.

– Поздравляю вас, товарищ Лушин! – тепло сказал Михаил Иванович.

– Служу Советскому Союзу!

Я скромно вернулся на место, улыбаясь аплодировавшему залу, а Серова, восторженно ахая, помогла мне надеть награды.

Наверное, именно в этот момент во мне что-то сошлось – и сочлось с тем миром, куда я угодил. Именно зародившееся чувство общности взволновало меня, а вовсе не та бешеная овация, с которой люди, собравшиеся в Свердловском зале, приветствовали Сталина.

Я смотрел во все глаза, чувствуя, как частит пульс. Сказка…

Калинин суетливо освободил трибуну, и вождь кивнул ему мимоходом.

– Товарищи! – Глуховатый голос, знакомый по старым записям, разнесся по залу. – Второй год мы ведем ожесточенную борьбу с фашизмом, воюем за свободу и независимость нашей родины, отстаиваем самую жизнь! Наша непобедимая Красная Армия разгромила врага в Демянском котле и сняла блокаду с героического Ленинграда… – Иосиф Виссарионович не читал с листа, он говорил от себя, и зал слушал, замирая. – Товарищи! В результате контрнаступательной операции «Уран» нашей армии удалось окружить группировку немецко-фашистских войск под Сталинградом. Сегодня утром немецкая 6-я армия капитулировала! Генерал-фельдмаршал Паулюс и еще двадцать с чем-то генералов вермахта сдались советскому командованию…

Зал взорвался аплодисментами. Люди вскакивали с мест, а крики «Ура!» загуляли под куполом. Да я и сам орал, отбивая ладони.

– И-и-и! – радостно пищала Серова, тиская меня и целуя куда придется, а в моей голове, как в колоколе, дрожало: «Победа же! Победа!»

– …Эта победа Красной Армии, – Сталин словно подхватил мои мысли, – стала коренным переломом в войне. Мы отняли у немцев стратегическую инициативу, и теперь наш долг – прогнать захватчиков с советской земли и завершить всенародную борьбу окончательным разгромом гитлеровцев! Наше дело правое, товарищи, победа будет за нами!