Читаем Полицейская эстетика. Литература, кино и тайная полиция в советскую эпоху полностью

Я смотрю на нее [подругу, оказавшуюся осведомительницей] – это она, но словно во сне, она делает неожиданные вещи, говорит иначе [altfel], и, вместе с ней, мир тоже стал иным [alta], сюрреалистичным. Видите, вот он, сюрреализм – вещи, те же самые вещи, имеют другой порядок, другое завершение. Значит, и это возможно. Теперь, да, чайник – это еще и женщина, печка – это слон… Макс Эрнст, Дали, Дюшан… Но еще «Крик» Мунка, мне хочется кричать, проснуться от кошмара, вернуться на нашу старую Землю, добрую и кроткую, где, послушные, вещи являются тем, чем мы знаем, и соответствуют значениям, которые мы всегда им придавали… Я хочу выбраться из этого тревожащего города кисти Дельво, из этого поля Танги с отрубленными конечностями, мягкими и соединенными странным образом, иначе, чем мы привыкли. Домой, на Землю. <…> Это не может быть Земля. Это не она [Steinhardt 1997: 12] (Курсив авторский).

Неожиданное восклицание Штайнхардта – «вот он, сюрреализм» по отношению к комнате допроса – может удивить читателей, знакомых с классическим трудом Джона Бендера об истоках современной пенитенциарной системы «Воображая тюрьму». Проведенный Бендером тщательный анализ зарождения современного исправительного учреждения в XVIII веке можно было бы резюмировать фразой «вот он, реализм». И действительно, Бендер показывает, как современная европейская тюрьма создавалась благодаря предпосылкам реалистического романа, в особенности его убежденности в способности человеческой натуры меняться. Таким образом, интерес реализма к влиянию среды на эволюцию характера воплотился в акценте, который современная пенитенциарная система делает на психологию и преобразование заключенного в тщательно продуманных тюремных условиях. Бендер полагает, что, как и реалистический роман, силившийся спрятать свою литературность и выглядеть самой реальностью, новая тюремная система пытается утвердиться, выдавая себя за естественный порядок вещей [Bender 1987: 210][227]. Бендер стремится противостоять этой попытке современной тюрьмы доказать свою естественность и необходимость, рассматривая ее возникновение в историческом контексте и обнаруживая ее корни в реалистической литературе. И ему требуется немало проницательности, чтобы обнажить эти корни – он планомерно расшатывает осевшие глубоко в сознании общие места и тщательно выстраивает аргументы. Для сравнения, восклицание Штайнхардта «Вот он, сюрреализм!» спонтанно, в то время как литературные приемы выстраивания его дела демонстративно обнажены. Различия налицо: если реалистическая эстетика системы наказаний периода раннего модерна стремилась к ассимиляции, то сюрреалистическая эстетика допроса Штайнхардта послевоенного времени – к остраннению.

Действительно, то, как Штайнхардт соединяет в своем тексте допрос с сюрреализмом («Вот он, сюрреализм!»), напоминает о ремарке Шкловского, что во времена революции «жизнь стала искусством». Как эрудированный литературный критик Штайнхардт выбирает для описания комнаты допроса конкретный стиль – сюрреализм. Для Штайнхардта он в первую очередь определяется отличием от привычного мира обыденности, которое им настойчиво подчеркивается повторами и выделением курсивом. Этот сюрреализм допроса основан на расхождении между «вещами» и «значениями, которые мы всегда им придавали». По мнению Р. О. Якобсона, то, что «знак неидентичен референту», является основой остраннения, поскольку иначе «связь между знаком и объектом становится автоматической и ощутимость реальности пропадает начисто»[228]. Согласно Эрлиху, даже притом, что французские сюрреалисты не были знакомы с работами Шкловского, а он – с их творчеством, в их особом понимании художественного остраннения было «разительное сходство», вплоть до «поразительного сходства формулировок» [Эрлих 1996: 177–178]. И действительно, сюрреализмом комнату допросов в глазах Штайнхардта наделяет именно ее умение изображать мир в абсолютно другом свете и изменять его нормальное восприятие, или, на идиолекте Шкловского, остраннить. Описание Штайнхардтом допроса посредством французских сюрреалистов отсылает к остраннению Шкловского.

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Арсений и Андрей Тарковские. Родословная как миф
Арсений и Андрей Тарковские. Родословная как миф

Жизнь семьи Тарковских, как, впрочем, и большинства российских семей, полна трагических событий: ссылка в Сибирь, гибель в Гражданскую, тяжелейшее ранение Арсения Александровича, вынужденная эмиграция Андрея Арсеньевича. Но отличали эту семью, все без исключения ее поколения, несгибаемая твердость духа, мужество, обостренное чувство чести, внутренняя свобода. И главное – стремление к творчеству. К творчеству во всех его проявлениях – в музыке, театре, литературе, кино. К творчеству, через которое они пытались найти «человека в самом себе». Найти свой собственный художественный язык. Насколько им это удалось, мы знаем по книгам Арсения и фильмам Андрея Тарковских. История этой семьи, о которой рассказала автор известнейшего цикла «Мост через бездну» Паола Волкова в этой книге, – это образец жизни настоящих русских интеллигентов, «прямой гербовник их семейной чести, прямой словарь их связей корневых».

Паола Дмитриевна Волкова

Кино
Эльдар Рязанов
Эльдар Рязанов

Эльдар Рязанов известен в нашей стране прежде всего как выдающийся комедиограф, создатель ряда немеркнущих советских киношедевров лирическо-юмористического жанра. Однако палитра его дарования куда более широка: он снял и несколько абсолютно серьезных драматических фильмов, и ряд занимательных телепередач, издал множество книг, писал сценарии, повести, стихи… Изначально документалист, потом режиссер игрового кино, экранный и театральный драматург, прозаик, поэт, телеведущий, просветитель, общественный деятель, Рязанов был личностью решительно ренессансного типа.Автор, писатель и историк кино (известный читателям по жизнеописанию Леонида Гайдая) в своем повествовании создает образ незаурядного, страстного, блистательного человека и режиссера, прожившего долгую плодотворную жизнь и оставившего огромное творческое наследие, осваивать которое — одно удовольствие.

Евгений Игоревич Новицкий

Кино
Великолепный век. Все тайны знаменитого сериала
Великолепный век. Все тайны знаменитого сериала

Сериал «Великолепный век» повествует о правлении султана Сулеймана Великолепного и его страстной любви к славянской красавице Роксолане, которая еще девочкой была захвачена в плен и переправлена в Константинополь, где визирь Ибрагим-паша подарил ее султану. Путем интриг, подкупа и умелого обольщения крымская красавица стала женой султана. После принятия ислама она получила имя Хюррем. Сулейман возвел Роксолану в ранг главной жены и называл ее «милой сердцу».Современная героиня сериала – Мерьем Узерли, актриса, исполняющая роль Хюррем, – родилась в немецкой семье, благодаря таланту и упорству прошла сложнейший кастинг, чтобы однажды проснуться звездой Турецкой Мелодрамы.Роль Махидевран Султан исполняет Нур Айсан, ставшая знаменитой благодаря фильмам «Запретная любовь» и «Долина волков: Палестина». Но эта красавица не только актриса, а еще дизайнер и… банкир.Мать Великого Султана – Валидэ Султан – исполняет Небахат Чехре, знаменитая турецкая модель и актриса, чья судьба наполнена множеством тяжелых ударов.Книга-сенсация С. Бенуа раскрывает все тайны знаменитых красавиц «Великолепного века»! Автор ответит на вопросы: по какой книге снят любимый сериал, кто соответствует историческим персонажам, а кто стоит в ряду вымышленных, какие интриги плелись во время съемок и какие события происходили в жизни самих героинь из великолепно подобранного актерского состава.

Софья Бенуа

Кино