В главе четвертой исследуется кинообраз ГУЛАГа, созданный при содействии тайной полиции. Глава начинается с анализа документальной картины 1927 года, посвященной самому знаменитому лагерю тех времен – Соловкам. Затем следует «Путевка в жизнь», замысловатый художественный рассказ на щекотливейшую для Советов в 1930-е годы тему – детских трудовых колоний. Фильм не только демонстрирует эксперимент тайной полиции по перевоспитанию, но и сам является частью эксперимента: помимо того, что это первая советская полнометражная звуковая картина, «Путевка в жизнь», насколько мне известно, еще и единственный художественный фильм, абсолютное большинство актеров в котором – подростки-заключенные. Последний пример – объединившее множество жанров описание лагеря на Беломорско-Балтийском канале, содержащее документальные съемки, фотографии, рисунки и тексты под редакцией Горького и начальника лагеря, чекиста С. Г. Фирина. Беломорский проект дарит богатый материал для сравнительного анализа роли слова и образа соответственно в симбиозе тайной полиции и искусств. В этой главе, как и в главе третьей, сохраняется акцент на образе преступника/врага, причем особое внимание уделяется изменяющемуся профилю женской преступности. В ней также продолжается исследование тех ролей, которые предписывались подобными фильмами их аудитории.
Глава пятая посвящена взаимосвязи теории литературы и тайной полиции, причем особое внимание уделяется концепции остраннения. Я утверждаю, что остраннение в творчестве, долго ошибочно считавшееся далеким от политики понятием, постепенно политизировалось и радикально изменилось в результате множественных переплетений с остраннением, осуществляемым тайной полицией. Эта глава начинается с изобретения самого слова В. Б. Шкловским и пересмотра его содержания в автобиографических работах автора, а затем в ней отслеживается непростая судьба этого понятия в позднем творчестве Шкловского и за его пределами, в работах Николае Штайнхардта, а заодно в допросах и мероприятиях по перевоспитанию, проводившихся тайной полицией. Новое понимание этого термина Шкловским и Штайнхардтом, обретенное в общении с тайной полицией, отражено в их мемуарах. Вполне предсказуемо, что остраннение тайной полиции направлено преимущественно на индивида. Куда удивительнее то, что вышеупомянутые зачастую глубоко личные тексты осознанно используют типичные приемы полицейского досье, будь то признания, детали автобиографии, показания на суде и допросе или официальные обращения к правительству. Анализируя эти тексты, я выявляю определенное влияние досье и методов тайной полиции на теорию литературы и личностный нарратив.
Ядро книги (главы со второй по четвертую) посвящено пересечениям между культурой и тайной полицией в знаменательный период советского режима, 1920-1930-е годы. Обрамляющие главы, первая и пятая, переходят к рассмотрению советского периода в целом, в том числе и за границами Советского Союза, для того чтобы получить представление о сфере его влияния, причем акцент делается на Румынию. Выбор Румынии был обусловлен моим языковым и культурным прошлым, а также богатством данных из архивов тайной полиции, доступ к которым был недавно открыт. Эти две главы являются логичным результатом моего желания максимально объемно и основательно описать разнообразие контактных зон культуры и тайной полиции, проследить за их развитием во времени и сквозь государственные границы. По-моему, такой межкультурный ракурс дополнительно проливает свет как на советские, так и на румынские факты. Разобраться с румынской тайной полицией и ее архивом никак не получится, не разобравшись и с ее очевидным прототипом – советской тайной полицией. Но взгляд с периферии порой добавляет знаний о центре. Как выяснилось на практике, архивы бывших сателлитов Советского Союза куда более доступны, нежели советские, и теперь поставляют бесценные данные о тех страницах советской истории, которые все еще засекречены в России. В случае же такого экспансивного феномена, как советская тайная полиция, способы, которыми она пыталась воспроизвести себя в зоне своего влияния, столь же значимы для понимания ее сущности, как и деятельность на домашней арене. Создание исчерпывающей картины советской тайной полиции и ее взаимосвязей с культурой тех лет требует не только открытия доступа к ее архивам, но и международного изучения огромных территорий, находившихся под ее влиянием. Конечно же, для этого потребуется обширная, непременно коллективная работа; эта же книга благодаря своему двойному ракурсу Советского Союза и Румынии, быть может, станет одной из деталей будущей мозаики.
Глава 1
Обличительные характеристики[45]
Личное досье в Советском Союзе и Румынии
В качестве преамбулы: неполнота архивов