Полицейская эстетика. Литература, кино и тайная полиция в советскую эпоху

Этот прощальный смех и постепенная кончина кинопоездов все же не изменили взглядов Медведкина на их значение. Оглядываясь назад, на золотой век собственной карьеры, он категорично заявлял: «Столько с тех пор было о кинопоездах написано, да главное все упускали. Это был своего рода кинематограф общественного обвинения» [Medvedkin 1991:169]. ДляМедведкина только одно определение кино могло соперничать с этим обвинительным и отлично дополнить его: сравнение кинематографа с оружием. В том же обзоре собственной карьеры с высоты прожитых лет Медведкин осознанно оспаривает свое же кредо: «…что я хотел, да и до сих пор хочу от кино, это чтобы оно стало наступательным оружием, ударным орудием в борьбе со злом» [Medvedkin 1991: 165]. Медведкин даже называл себя автором этого выражения, утверждая, что еще в начале 1930-х годов, прямо перед посадкой на кинопоезд, «сделал официальное заявление, что кинематограф является оружием… Как видите, я как никто бился за такое использование кино» [Medvedkin 1991:169]. Мало каким клише так же злоупотребляли в 1920-1930-е годы, как сравнением кино с оружием, так что претензии Медведкина на свое авторство кажутся несколько абсурдными. Но его оригинальность, о чем он сам был отлично осведомлен, заключалась в использовании кинематографа как оружия не «вообще», а в качестве «конкретного оружия» [Медведкин 1985: 60]. Пусть и не он придумал само сравнение кинематографа с оружием, он первым воспринял его буквально и претворил его в ars poetica[149].

Вспоминая свои первые шаги в кино, Медведкин рассказал знаменательный случай из военной жизни. Будучи молодым солдатом, он просил своих товарищей устроить врагам засаду, чтобы снять их захват с натуры. Во время пребывания в засаде у Медведкина была двойная задача: прикрывать товарища, целясь во врага, и одновременно вести съемку. Для этого он придумал решение: установил свою камеру на ствол и целился ими во врага разом. В пору кинопоездов нужда в настоящем пулемете у Медведкина отпала, так как камера совмещала в себе обе функции.

Фото 11. Кинопулемет Медведкина. «Последний большевик», 1992. Увеличенный стоп-кадр

Но Медведкин никогда не отказывался от образа кино как оружия – в последнем обзоре его собственной карьеры это словосочетание встречается на одиннадцати страницах более двадцати раз. Из этой метафоры не извлечь каких-то новых, а тем более критических мыслей. Медведкин с нежностью пронес свою камеру-пулемет сквозь все бурные десятилетия собственной жизни – это странное приспособление с гордостью демонстрируется в документальном фильме Криса Маркера «Последний большевик» (Le tombeau d’ Alexandre, 1992).

Киноавтомат Медведкина – это не просто некая диковинка, а весьма симптоматичный символ сложившихся запутанных взаимоотношений камеры с оружием. Камера-пулемет уже снимала, когда кинематограф еще только появлялся на свет, в ту самую пору, когда застывшие изображения начинали использоваться последовательно, чтобы создать видимость движения. В письме по поводу фотографии Эдварда Мейбриджа другой пионер кинематографа, Этьен-Жюль Маре, сознавался, что «мечтает о некоем фоторужье \fusil photographique], чтобы поймать в кадр птицу в полете, а лучше – в серии таких кадров, демонстрирующих последовательные фазы движения ее крыльев»[150]. В феврале 1882 года его мечта практически была воплощена в реальность, и Маре написал своей матери, что у него есть «фоторужье, в котором нет ничего смертоносного» [Braun 1992: 57]. Изначальному стремлению Маре способствовать распространению метафорических ассоциаций между камерами и ружьями с тех пор нередко противятся, а самый, пожалуй, знаменитый пример этого сопротивления – критика фотографии Сьюзан Сонтаг:

Камера не убивает, зловещая метафора пуста, так же как фантазия мужчины о пистолете, ноже или инструменте между ног. И все же в акте фотографирования есть нечто хищническое. Сфотографировать человека – значит совершить над ним некоторое насилие: увидеть его таким, каким он себя никогда не видит… словом, превратить его в объект, которым можно символически владеть. Если камера – сублимация оружия, то фотографирование – сублимированное убийство – кроткое убийство [Сонтаг 2013: 27].