Полицейская фортуна

… – Это тот подъезд? – недоверчиво пробурчал Антон, переступая через огромную лужу мочи, расплывшуюся на втором этаже. – Жизнь российских крупье отличается от их коллег на Западе.

– Вы знаете, что на Западе крупье – состоятельные люди? – съязвил капитан.

– На Западе не справляют нужду в подъездах, Сидельников. Вот эта квартира, и я уже начинаю подозревать, что это Тузков не добежал до собственного туалета.

Нажав на кнопку звонка, Копаев поморщил нос.

В квартире, куда пытались дозвониться Антон и опер ГУВД, слышалась музыка. На звонок почему-то не реагировали. В связи с важностью задач и высокой сложностью расследуемого дела дверь можно было давно вынести. Перед Сидельниковым часто вставали и более серьезные преграды, чем эта деревянная створка, замкнутая на замок – «подарок» для домушников. Проблема заключалась в другом. Это была квартира не самого Тузкова, а его сестры. Войти с шумом было можно, да. Но тогда возможно и другое. Кто-нибудь из законопослушных соседей обязательно вызовет полицию, и тогда начнется проверка документов, словом, пойдет информация, распространения которой Копаев не хотел.

– Что делать-то будем? – пробормотал капитан, на решительные действия которого Антон наложил категоричное вето.

Копаев посмотрел на баночку под дверью. Закопченный жестяной цилиндр с надписью «Нескафе» располагался у входной двери искомой квартиры, в выемке стены, и хранил в себе три или четыре окурка. Еще несколько десятков были разбросаны по всему первому этажу, утопая в остатках человеческой жизнедеятельности.

– Ты сколько сигарет за час выкуриваешь? – спросил Антон.

– Две, наверное, – особо не напрягаясь, ответил Сидельников.

– А когда выпиваешь?

– Ну… – на этот раз капитану пришлось напрячься. – Опять же, как выпить… Пусть три.

– Мы около двери десять минут. Осталось пять.

– А если не выйдут?

– Баночка под дверью. Всегда выходят.

Уже через минуту дверь распахнулась, но не квартирная, а входная. Переступив через лужи и кучи, старушка дотащила до квартиры, напротив той, у которой стояли мужчины, сумку с продуктами и вонзила взгляд в Сидельникова.

– Что смотришь? – с ненавистью буркнула она. – Придут, нассут, накурят, а нам здесь потом жить. Не могут до улицы потерпеть.

– Зачем нам ваш подъезд? – огрызнулся оскорбленный Сидельников. – Мы в своем ссым.

Старушка скрылась за дверью, но через минуту показалась снова. Вышла с веником и смела грязь от своей квартиры мимо ног Копаева на лестницу. Потом вышла опять, с полным мусорным ведром. У самого выхода из дома с ведра свалилась скомканная упаковка чая и плюхнулась в лужу. Старушка вернулась с улицы и, перед тем как запереть дверь, сказала:

– Свиньи, – и захлопнула дверь.

– Да, – задумчиво бросил Антон. – Я понимаю опасения Евросоюза.

За дверью послышались оживленные движенья. «Не, я ту буду, что с челкой», – раздавался возбужденный шепот. «Ладно, я – светленькую. Потом поменяемся…» Двое обувались под самой дверью.

Антон дернул бровями и посмотрел на опера:

– Кажется, сестрой здесь и не пахнет. И жизнь кипит, Сидельников. И только мы тут за дураков стоим. В общем, ты того, что «будет с челкой», а я того, кто «со светленькой». Мой в тапках и болоньевой куртке, смотри не перепутай.

– Откуда знаете? – удивился, улыбнувшись, муровец.

– Слушать надо, – нравоучительно ответил Антон, протягивая руку к двери, на которой уже щелкал замок.

Оба вышли из квартиры с сигаретами в зубах, и первый был одет именно так, как описывал его Копаев. На ногах его были стоптанные тряпичные тапки на резиновом ходу, на плечах – осенняя куртка из болоньи. Будучи схваченным за ее воротник и изъятым наружу, он выронил из губ сигарету и что-то хрюкнул. Дабы не терять времени на лишние хлопоты, Сидельников поступил проще. Не дожидаясь, пока в проеме появится тело, но уже точно догадываясь, как оно расположено, он сокрушительным ударом переломил второго плейбоя пополам и, схватив одной рукой за волосы, второй за воротник кожаной куртки, выдернул наружу.

– Что за дела, пацаны? – хрипел тот, кто хотел «ту, что с челкой». – От кого предъява?!

– Ты, бес, в натуре, попал! – тарахтел второй, пытаясь освободиться от захвата капитана. Он являлся, по-видимому, главным. Всклокоченные после полицейской хватки волосы его торчали пуками в разные стороны, оловянные глаза смотрели в соседскую дверь, с нижней губы свисала тонкая ниточка слюны, и, когда из уст его вырвался крик о бесе, он плохо представлял, что является единственным, кто на него сейчас похож.

Не растрачивая времени попусту, Копаев и капитан ввели обоих дерзновенных сначала в прихожую, а потом в комнату. Там сразу раздался крик фальцетом, разложенный на два голоса. Девица на диване поджала ноги, та, что сидела в кресле, зачем-то вскочила и уселась на его спинке.

– Полиция, мальчики, полиция, – тихо бормотал Сидельников, придавливая за шеи двух молодых людей так, чтобы они улеглись на полу.

Добившись своего, он вынул из чехла на поясе наручники и пристегнул их вместе. Закончив визжать, девица на диване снова стала набирать в легкие воздух. Вторая почти успокоилась, но, заметив энтузиазм подруги, решила присоединиться. Лет им было не больше семнадцати, принадлежность их к проституткам не угадывалась – те не визжат, видя разборки и ментов, а потому Копаев смело сделал вывод о том, что это две обычные девчонки, отпросившиеся у родителей в кино. Было видно и по макияжу, и по одежде, что они знали, куда идут, знали, что здесь будет происходить, и Антон был уверен в том, что это их устраивало.

– Если хоть звук издадите – выпорю.

– Ремнем, – грозно уточнил Сидельников.

– Так, – по-хозяйски протянул опер УСБ Екатеринбурга, пройдясь по комнате и изучив стол. – Бутылка шампанского, бутылка водки, – заглянул в тумбочку под телевизором. – Рулон шприцев, пачка презервативов. Диски с порнофильмами, один – «Астерикс и Обеликс». Представляю, что там. Кто из вас Туз?

Ответа не последовало, и Копаев, мило улыбнувшись, повернулся к девицам:

– Крошки, кто из них Костя?

– Вот он, – с кресла указала милашка с челкой на хозяина тапок. – В синей майке. С белым воротником.

«Динамовца» поставили на ноги, потом толкнули в кресло, которое пустовало. За ним, как сиамский близнец, дернулся второй. Дернулся и замер, уткнувшись лбом в ножку.

– Ты Туз? – спросил Антон.

– Нет. Я Константин Алексеевич, – последовал гордый ответ. – Между прочим, я из дворянского рода Тузковых. Небогатого, но дворянского. Тузковы держали в Москве собственную мясохладобойню и никогда не пресмыкались перед держимордами.

– Понятно. Ты мне и нужен.

– Я отказываюсь с вами разговаривать. – Туз вертел головой, как попугай, и шмыгал простуженным носом. – Предъявите мне ордер на арест, или я буду жаловаться в окружную прокуратуру.

– Я тебя прошу, малыш, настройся на мою волну, пока я в тебе электричество не выключил. У меня есть пара вопросов, ответы на которые я готов поменять на наименьший срок из того, что тебе светит.

– Какой срок?! – хамовато затрубил Тузков. – Ты что гонишь?! Ты, вообще, кто такой?!

– Мошенничество, Тузков, мошенничество. Как начет пары ставок на «красное»?

– Какое «красное»? – взвился, пытаясь выскочить из кресла, крупье.

– Под «красным» я имею в виду полковника Крыльникова, под которого тебя подсаживали всякий раз, когда он заходил в «Эсмеральду».

Плюнув на пол собственной квартиры, чем окончательно убедил Копаева в том, что в зоне он не жилец – зэки в бараке, считая его домом, не плюют, Тузков пожевал нижнюю губу и спросил, что Антону от него нужно.

– Вот это другой разговор. Но он продолжится уже не здесь.

Праздник был окончательно испорчен. Прибывший патруль полиции увез так и не удовлетворенного белокурой красавицей друга Тузкова, где ему предстояла унизительная процедура установления личности, девочек, опросив, распустили по домам, самого же потомка рода «небогатых, но дворянских» попросили одеться и обязательно захватить шапку и паспорт. Без этих двух атрибутов доставленных в следственный изолятор не оформляют, но Тузков об этом вряд ли догадывался. Он вообще свято верил в то, что его отпустят сразу после того, как он пошлет всех подальше. А потому вел себя вполне уверенно, поинтересовался, есть ли неподалеку от прокуратуры остановка общественного транспорта, дабы ему было удобно возвращаться, и перед уходом демонстративно сунул в микроволновку курицу в фольге, установив таймер срабатывания печи на три часа вперед.

Сидельников выходил последним, он ту печь и выключил. Потому что был твердо убежден в том, что через три часа Тузков домой не вернется ни при каких обстоятельствах.

Уже в дверях Антон спросил:

– Кстати, ваше благородие, это не вы нассали в передней?