Полицейский

К дому восемьдесят семь подъехало зеленое военное авто. За рулем прапорщик в коже. Все как надо.

Борис Сергеевич Немировский пил чай, когда раздался звонок в дверь. Горничная пошла открывать. В коридоре послышались мужские голоса и звон шпор. В гостиную вошел высокий поручик. — Господин Немировский?

— Да, это я. — Ювелир встал, запахивая на груди домашнюю бархатную куртку.

— Поручик Семин из отделения контрразведки штаба округа.

Офицер достал удостоверение протянул Немировскому. — Чем могу? — спросил хозяин.

— Со мной прапорщики Алексеев и Галкин, мы имеем предписание на изъятие документов и ценностей, а также денежных сумм, вывезенных вами из Варшавы.

— Позвольте, господин поручик, здесь явное недоразумение. Я…

— Борис Сергеевич, неужели вы думаете, что мне, офицеру, в военное время приятно беспокоить почтенного человека, у которого в Варшаве я покупал кольца для свадьбы. — Вы?..

— Представьте, Борис Сергеевич, покупал у вас. На Маршалковской, 12. — Так в чем же дело? — Вы позволите присесть? — Сделайте милость.

— Вот предписание, ознакомьтесь. Но, ради Бога, между нами, к нам пришло письмо. Время военное. Шпионство стало вещью обыденной… Так что не обессудьте.

— Погодите, господин поручик, я честный коммерсант, получил у градоначальника разрешение на открытие дела…

— Милый Борис Сергеевич, мне самому чрезвычайно неприятно беспокоить вас, но служба. — А что это за письмо, о котором вы говорили?

— Мы не имеем права раскрывать наши источники, но кое-какие выдержки я могу вам показать. — Сделайте милость.

Поручик вынул из кармана кителя сложенную бумагу. — Прошу. Немировский дрожащими руками надел очки.

— Да вы не волнуйтесь, — почти дружески сказал контрразведчик, — позволите курить? — Сделайте милость.

Буквы прыгали перед глазами Немировского, но все же он одолел текст и вернул его поручику.

— Какая мерзость. Ну конкуренция, ну дело, но донос…

И тут Немировский увидел серебряный портсигар, лежащий на столе. Именно такие, с видом Варшавы на крышке, продавались в его магазине. — А портсигар…

— Тоже куплен у вас. Вы просто меня запамятовали, любезный Борис Сергеевич, а мы долго беседовали с вами о знаменитом изумруде «Потемкин».

И Немировский начал припоминать Варшаву, магазин, яркий летний день и любезного офицера в белом кителе. И почему-то именно это воспоминание вернуло ему утраченную уверенность и даже некий покой в душу поселило.

— Господин офицер, я законопослушный гражданин империи. Безусловно, я вспомню все, но позвольте мне телефонировать вашему начальству.

— Я вас понимаю, — поручик наклонил безукоризненный пробор, — извольте. Где у вас аппарат? — В кабинете. — Проводите меня.

Они вышли в коридор, и Немировский увидел двух рослых прапорщиков, вежливо подбросивших руки к козырьку.

Кабинет у него был огромный, обставленный дорогой английской кожаной мебелью, правда, шкафы еще пустовали, книги пачками лежали на полу. — Никак не наведу порядка, — вздохнул Немировский, — все руки не дойдут. Книги моя слабость. Так какой номер вашего департамента, господин поручик? — Попросите 406-94. Немировский поднял трубку: — Барышня, 406-94, пожалуйста.

В трубке что-то щелкнуло и казенный баритон раскатисто ответил:

— Дежурный по отделению контрразведки, штабскапитан Калинин.

— Господин штабс-капитан, моя фамилия Немировский… — Минутку. А потом после паузы: Мойка, 68? — Да. — У вас наш поручик Семин? — Да. — Передайте ему трубку.

Немировский пожал плечами, протянул трубку офицеру.

— Алексей Петрович, — улыбнулся Семин, — моя половина не объявлялась? Если телефонирует, скажите, что я задержусь. Его превосходительство на месте?.. Уехал… А господин полковник?.. Да, господин Немировский хочет с ним поговорить… Можно это устроить? Передаю. — Семин вновь передал трубку Немировскому.

— Господин полковник… Да… Да… Конечно… Конечно… Но… Понимаю… Хорошо. Немировский положил трубку.

— Мы договорились, поручик, все документы вы положите в отдельный мешок. Деньги русские в другой, валюту в третий, а ценности в четвертый. Мешки я опечатаю личной печатью. Там же будет стоять и ваша. И конечно акт. У вас есть мешки? — Галкин. На пороге вытянулся прапорщик. — Четыре мешка и печать. — Слушаюсь.

Потом писали акт. Потом закладывали в мешки документы, опечатывали печатями сначала ящики с деньгами, потом с ценностями, потом клали в мешки и снова ставили сургучные оттиски. Наконец все закончилось.

— Борис Сергеевич, — Семин приложил руку к козырьку, — жду вас в девять под аркой Главного штаба. — Буду. — Честь имею.

И только когда дверь захлопнулась, Копытин снял фуражку и вытер вспотевший лоб.

— Ну ты и орел, — с почтением сказал Сабан, — а если бы не отдал сам, тогда… — Тогда застрелил бы.

Сабан посмотрел на Копытина и понял, что этот человек может все:

Они вышли из подъезда. Туман почти рассеялся, огонь фонарей стал ярче, но Мойка была такой же безлюдной. Видимо, никому особенно не хотелось шляться по улицам в это время.

Сабан с напарником, нагруженные мешками, ушли на несколько шагов вперед. Копытин закурил, оглянулся на дом и усмехнулся.