Полицейский и философы

Йеллинг рассматривал ногти. Они были лишь аккуратно подстрижены, но Джереми Стив все равно нашел бы их греховными и осудил без всякого снисхождения. Наверно, он не знал, что ухоженные ногти помогают Йеллингу думать и размышлять.

— …Каждому, кто вам скажет «любовь», ответьте «справедливость». Каждому, кто вам скажет «истина», ответьте «справедливость». И на все, что бы вам ни говорили, неизменно и единственно отвечайте: «Справедливость!»

Лекция была окончена. Эффектная концовка, ничего не скажешь. Джереми Стив явно игнорировал христианское учение и, как одержимый, стремился к этой своей катастрофической справедливости, ради достижения которой начисто отвергал самые большие человеческие ценности и самые высокие чувства.

Йеллинг увидел, как Джереми Стив спускается с кафедры и рассекает толпу слушателей, наградивших его жидкими аплодисментами. Но под насмешливым взглядом лектора, покидавшего зал ни с кем не попрощавшись, в шляпе на голове, рукоплескания сразу смолкли.

— Добрый вечер, профессор Стив, — тихо проговорил Йеллинг, вставая со скамьи и загораживая ему Дорогу.

— Идемте, — сухо сказал Джереми.

Йеллинг последовал за ним. Несгибаемый лектор привел его в маленький зальчик, вся обстановка которого состояла из стола и четырех стульев. В центре с потолка свисала желтая лампа, освещая голые белые стены, серый цементный пол. Комната походила на камеру в полицейском участке. Однако это была гостиная Ассоциации новой науки.

— Говорите, — ледяным тоном, не садясь, скомандовал Джереми Стив.

Йеллинг вертел в руках шляпу, как деревенский, приехавший в город к нотариусу.

— Вы не хотите присесть? — спросил Йеллинг, не любивший разговаривать стоя и вообще чтобы выиграть время.

— Предпочитаю не садиться.

Йеллинг проговорил:

— Я слышал часть вашей лекции. Она меня очень заинтересовала…

— Вас вовсе не интересуют мои выступления, — отозвался со своей обычной любезностью Джереми.

— Это не так, мистер Стив. Уверяю вас.

— Во всяком случае, вы пришли сюда не за тем, чтобы говорить со мной о лекции.

— Нет… Не совсем о лекции.

— Ну так говорите о том, о чем вы собирались говорить.

Казалось, что ты гладишь ежа. Йеллинг сказал:

— Извините. Мне казалось, что я достаточно любезен.

— Да, вы любезны, но мне ни к чему ваши любезности.

Глаза его все еще светились одержимостью. Он был еще под впечатлением своей лекции и всего, что в ней наговорил. Однако чувствовалось, что возбуждение его постепенно спадает и взгляд вновь становится ледяным и непроницаемым.

— В таком случае, скажите мне, пожалуйста, где именно вы гуляли семнадцатого вечером. Вы говорили, что дошли пешком до Ассоциации бдящих. Какой дорогой вы шли?

Джереми без раздумий ответил:

— Той дорогой, которой обычно хожу: по Бордер-Хилл до улицы Бэкона, потом свернул направо и пошел по бульвару Сейн до площади Робертса, а дальше по улице Джервина Даля до парка Клобт. Прошел парком и вышел к ассоциации.

Йеллинг вынул записную книжку и записал названия улиц. Он сделался очень серьезен. В глубине души он чувствовал себя действительно оскорбленным грубостью этого человека, а когда его оскорбляли, Йеллинг становился не таким робким.

— У вас ведь нет автомобиля? — задал он еще вопрос.

Джереми Стив не рассмеялся. Он ответил просто:

— Нет.

— А кто-нибудь из ваших знакомых имеет машину и мог бы вам ее одолжить?

— Тоже нет.

— Вы умеете водить машину?

— Нет, не умею.

— Итак, — проговорил менее резким тоном Йеллинг, — исходя из сказанного вами, следует исключить, что вы могли бы отправиться на машине до семьдесят второго километра автострады на Конкорд вечером семнадцатого?

Йеллинг задал этот вопрос в надежде, что Джереми Стив вспылит и, в свою очередь, спросит: «А зачем?» Однако Джереми ничего не — спросил и не вскипел. Он лишь ответил:

— Да. следует исключить.

Надо было найти какие-то другие слова, надо было как-то проникнуть в эту своего рода неприступную крепость, иначе не продвинуться пи на шаг. И Йеллинг, вооружившись терпением, возобновил атаку:

— Мы пытаемся пролить свет на обстоятельства гибели несчастной Люси Эксел. Я знаю, что вам до этого нет дела, что, более того, вы раздражаетесь, так как считаете, что она навредила вашей семье. Но не забывайте, что, в конце концов, дело идет о человеческом существе, погибшем загадочным образом, и что справедливость требует установить истину. Та самая справедливость, которую вы так любите, ради которой призываете всем пожертвовать. Не мешайте моей работе своей враждебностью. И, пожалуйста, сядьте, давайте оба сядем. Отвечайте мне, не раздражаясь и не замыкаясь. Люси Эксел мертва. Ваше моральное осуждение не может висеть на ней и на том свете. Мы должны установить, как она умерла. Помогите мне, вы можете это сделать…

Артур Йеллинг говорил горячо и убедительно. Джереми Стив сел, но взгляд его оставался почти так же холоден. В ответ на эту гуманную речь он лишь процедил:

— Продолжайте.