Полиция Гирты (СИ)

— Леди Хельга называет это принудительным калибровочным преобразованием. Я не знаю, как это работает… Просто в какие-то моменты это получается, когда мне очень плохо, или когда все бесит. Обычно, если просто захотеть, ничего не выходит, но сегодня получилось… О том что я так умею, знают только леди Хельга, Ева и теперь ты. Скорее всего, еще, мэтр Тралле, но он никогда никому не скажет, это только с виду он тупой и ленивый, на самом деле он совсем другой человек. Леди Хельга хотела бы сделать его начальником полиции Гирты, но там нужен политик и хитрец, типа сэра Гесса, а мэтр Тралле не справился бы… Я могу переместиться в то место, которое когда-либо видела. Еще дедушка говорил мне никогда никому не рассказывать об этом, иначе меня убьют, но скорее поймают, будут держать на сильнодействующих средствах. Кто-нибудь типа Загатты или Ринья для своих черных дел. У нас была няня в пансионе. Когда я была маленькой, она до полусмерти била меня, если я пыталась использовать свой дар, запрещала мне о нем даже говорить, шплепала по губам до крови. Я ее ненавидела. Но потом поняла, что она делала это чтобы меня спасти… Когда была очередная встреча я сказала что не смогу прийти. У друзей Генри тоже были подруги, которых они приводили с собой на эти сессии, как они называли эту мерзость. Так что в этот вечер они собрались без меня, а я была в отделе, старалась держаться на виду, заглядывала в кабинеты, чтобы все видели что я здесь, и никуда не уходила. Обычно в такие вечера Генри и его дядя, Натан Тарче, отпускали всех слуг и оставались со своими подельниками одни. Я переместилась в их дом, у меня были ключи от их дверей, а пока они все были заняты в большом зале с коврами, низкими потолками и узкими окнами с решетками на втором этаже, я заперла все замки, подожгла занавески и ковер на стене. Они были так увлечены наверху, что ничего не услышали, а когда пошел дым, то не смогли открыть дверь. Я забросила ключи в очко клозета, чтоб не было пути назад, думала остаться, сгореть вместе с ними, слышала их отчаянные и жалобные крики о помощи сверху. Они задыхались в дыму. Вокруг бушевало пламя. Если ты когда-нибудь видел, как горит комната, из которой ты не можешь выйти… Мне стало так страшно, что я неосознанно вернулась в комендатуру. Мэтр Тралле увидел меня, сказал поднятья к себе наверх. Он спросил, что у меня плохо с сердцем и налил крепкого, повел через весь второй этаж в кабинет к леди Хельге. Он догадался обо всем, он очень умный человек, но не сказал никому ни слова, ни тогда, ни на суде. Они сгорели все. Девять человек. Тут же меня осудили, что я вдова была в порочной связи с покойным Генри Тарче, которого хоронили всей Гиртой и все говорили, какой он был замечательный, честный и хороший человек. Меня хотели привлечь как виновницу пожара, но дело развалилось: все видели меня в комендатуре целый день. Но мне присудили плетей за блуд, самое большое количество, какое разрешает судебник, и публично отлучили от церкви. Хотя, пока Генри был жив, все видели нас на людях вместе, все всё знали и никто даже и не думал сказать ни слова осуждения ни ему, ни мне. При этом все были уверены, что именно я виновата в смерти этих людей, потому что только я одна осталась из всей той компании, что каждую неделю в пятницу, в день, когда распяли Христа, собиралась в том доме, хотя лучше бы я тогда тоже сгорела вместе с ними…

Она сделала паузу, словно ожидая ответа детектива, но он только пожал ее руки и кивком головы велел ей продолжать.