Полиция Гирты (СИ)

— Расселись как сычи, мрази не местные! — плюнул в лужу себе под ноги, вышел из воды капрал и махнул плеткой в сторону так и не потрудившихся слезть со своей телеги войти в грязь, чтобы помочь, презрительно кривящих морды, похлопывающих древками кнутов по ладоням, возчиков — черт бы вас подрал! Как нехристи, сами же проехать не можете! Увижу на переправе, без лодок у меня поплывете, слышали?

— Отчего же свояку не помочь! — весело и сварливо крякнул с коня лейтенант Турко и, хитро подмигнув Фанкилю, схватился за свой топор, выкатил страшные глаза и крикнул возчикам с такой злостью, что те даже вздрогнули — а ну марш, чего сидите! Быстро помогли, скоты! Всех засеку! Полиция Гирты!

Фанкиль и Вертура не сговариваясь, продемонстрировали регалии и боевое снаряжение. Приунывшие возчики без лишних разговоров спрыгнули со своей телеги, вошли в лужу и в три приема выкатили коляску на твердую землю.

* * *

Попрощавшись с капралом Карлом Трогге, бывшим сослуживцем лейтенанта Турко и его женой, полицейские миновали рощу, пересекли какой-то старый, укрепленный камнем не то эскарп не то ров и въехали в лес. Дорога свернула налево, огибая какой-то большой серый камень, за ним пошла вверх. Терпкий запах дыма стоял под мрачными елями, клубами стекал по склонам в низины. Рядом, неподалеку, как сказал Фанкиль, стояла пережигающая дрова в светильный газ печь. То там, то тут, в чаще стучали топоры. Под плотным, густым покровом черно-зеленых ветвей было сумрачно и сыро. Это был тот самый черный мрачный и неуютный лес на холмах, который Вертура и доктор Сакс видели по южному берегу в то утро, когда после ночной погони, сплавлялись к городу по реке. Проложенная через него дорога вначале полого поднималась на холм, потом по вершине, потом снова пошла под уклон. По ней, обгоняя пешеходов, телеги и возы, ехали достаточно долго, пока не выехали к полю, где паслись овцы, а вдалеке, над склоном каменного холма, светлели шпиль колокольни и белая полоска похожей на монастырскую ограду стены.

Пока ехали к ним, считали удары колокола, отбивающие время. Насчитали три. Пасущиеся у дороги черные жирные и лохматые бараны с отчаянным, захлебывающимся блеяньем бросались на повозки, пеших и верховых, едва не срываясь с привязи, не доставая до своих жертв, вскакивали на дыбы, бешено звенели колокольчиками, яростно трясли бородами, сучили копытами. На поле перед стенами предместья работали женщины. Убирали кабачки, свеклу и турнепс, сгребали в кучи ботву, кидали ее вилами. Вокруг суетились, помогали, многочисленные веселые дети. Огромные полосатые кошки, вынесенные из домов и изб, приглядывали за малышами, оставленными в лагере на краю посадок под навесом.

Перед избой, у дороги, за вкопанным в землю деревянным столом, сидели сельские стражники с синими бантами Ринья. Наливали себе в глиняные чашки из густо дымящего самовара ароматный чай без сахара, пили, закусывали неспелыми грушами, поглядывали на дорогу, вели свои меланхоличные простецкие беседы.

Заметив важно подбоченившегося в седле лейтенанта Турко, сделавшего вид, как будто он сам генерал полиции Гирты со свитой, приветствовали его насмешливо и весело. Тот гордо отвечал старым знакомым, ломался, сверкал подвеской лейтенанта, корчил из себя городского перед деревенскими. За заставой снова начинался подъем. Над головами темнели высокие фасады с прямоугольными окнами, почти такие же как в Гирте: множество разделенных узкими улочками и высокими каменными заборами многоэтажных домов, стояли вплотную друг к другу в небольшом пространстве на вершине каменистого холма. Вокруг по полям, по пологим склонам, стояли избы и строения поменьше. Повсюду виднелись заборы, за которыми зеленели огороды и сады. Еще несколько строений, по виду совсем новые, тянулись вдоль дороги на южной стороне предместья. Два шпиля колоколен — один черный, городского храма и один белый — монастырский, поднимались над крышами. У дороги, перед воротами городка, стоял ухоженный, украшенный свежими гирляндами цветов и листьев, поклонный крест.