Полиция памяти

— Только не сердись, пожалуйста… Нам очень неловко! — сказал профессор вместо ответа. Супруга его выглядела изможденной, ни грамма косметики на лице, глаза припухли — то ли от холода, то ли от слез. Дочка лет пятнадцати хмурилась, сжав упрямые губы, а ее восьмилетний братишка, не скрывая любопытства, оглядывал подвал. Все четверо вошли внутрь и сбились в кучку, ухватившись друг за друга. Жена взяла мужа за локоть, сам он обнимал за плечи дочь, которая держала мальчика за одну руку, другой тот вцепился в полу маминого пальто.

— Да что вы, все в порядке! — ответила я. — Как вы перебрались через мост? Страшно было? Он же вот-вот развалится! Почему не прошли с улицы?.. Впрочем, неважно. Что ж мы стоим? Пойдемте наверх, в гостиную, там тепло и уютно!

— Спасибо! — сказал профессор. — Но мы должны торопиться. И держаться как можно незаметнее. То, зачем мы пришли, лучше выполнить тихо и быстро. Прямо здесь и сейчас.

Он глубоко вздохнул, и его семья, как по команде, прижалась друг к другу еще теснее.

Все четверо кутались в длинные кашемировые пальто. Остальные части тела — голова, руки, ноги — были замотаны чем-нибудь шерстяным. Каждый держал в обеих руках по сумке — чем крупнее носильщик, тем увесистей ноша.

Наскоро прибрав на столе, который служил маме верстаком, я подвинула стулья и усадила гостей. Они поставили сумки на пол, я приготовилась выслушать, что же случилось.

— В общем, ее прислали. Теперь уже мне, — тихо произнес профессор, сцепив в замок пальцы и положив их на столешницу.

— Что прислали? — уточнила я, заметив, что говорит он с трудом.

— Повестку. Из полиции, — пояснил он без единой эмоции в голосе.

— Как? Зачем?!

— Велели явиться в Центр генной расшифровки. Завтра… то есть вот, уже утром… они прибудут, чтобы нас туда отвезти. Мою должность на кафедре упразднили. Квартиру в кампусе тоже пришлось освободить. А мы всей семьей обязаны переселиться в этот чертов Центр.

— И где же это?

— Понятия не имею. Где это место, что за здание, не знает никто. Но чем они там занимаются, примерно догадываюсь. Официально это очередная медицинская лаборатория. А на деле — просто ширма для охоты на тех, кто все помнит. Видимо, они хотят, чтобы я применял свои разработки для розыска тех, кто не способен забывать утраченное.

Я вспомнила, что говорил мне редактор R. Значит, это не слухи? Значит, это реальная опасность, нависающая уже и над близкими мне людьми?

— Повестку прислали три дня назад. Времени на раздумья не оставили. Пообещали оклад втрое выше прежнего. Школу для детей. И льготы на все, что можно: налоги, страховки, машину, жилье и так далее. От такой щедрости просто бросает в дрожь…

Профессор перевел дух.

— Пятнадцать лет назад точно такой же конверт принесли и вам, — впервые заговорила его супруга. У нее и голос был такой же изможденный, как глаза. Девочка молчала. Мальчик, так и не сняв рукавички, робко перебирал мамины инструменты.

Я хорошо помнила, как пятнадцать лет назад забрали маму. И как я пошла к семье Инуи за советом, что делать дальше. Я была еще совсем маленькой, а госпожа Инуи качала на руках новорожденную дочь.

Повестку доставили в грубом бледно-лиловом конверте. В те годы никто и слов-то таких не знал — «зачистка памяти». Что у моих родителей, что у супругов Инуи напрочь отсутствовало такое важное в последнее время качество, как способность предчувствовать катастрофу. Их смутило лишь то, что в документе не сообщалось ни сколько часов или дней мама будет нужна полиции, ни зачем ее вообще туда вызывают.

Я, впрочем, уже догадывалась, что это связано с комодом в нашем подвале. Пока взрослые спорили, размахивая конвертом, я вспоминала, каким таинственным тоном мама рассказывала о хранящихся в комоде предметах и какой тревогой вспыхивали ее глаза, когда я спрашивала, почему она помнит такие истории, а не забывает, как другие.

Никто не знал, что следует делать. Причин уклоняться от вызова в полицию вроде бы нет, да и вызывают, скорее всего, из-за какой-нибудь ерунды — и сразу отпустят.

— Все будет хорошо, — сказала мама. — Совершенно не о чем волноваться.

— Езжай спокойно, — бодро кивнул профессор. — За домом и дочкой присмотрим, можешь на нас положиться…

Полицейская машина, прибывшая за мамой наутро, оказалась шикарной до невозможности. Огромная, как дом, черная как вороново крыло, отполированная до блеска. Дверные ручки, колесные диски и эмблема Тайной полиции на капоте ослепительно сверкали под утренним солнцем. Мягкие кожаные кресла вызывали почти безудержное желание тут же на них развалиться.

Водитель в белоснежных перчатках распахнул перед мамой дверцу. Раздав последние просьбы няньке и супругам Инуи, мама обняла на прощание папу и, улыбаясь, подержала в ладонях мое лицо.

Роскошное авто и сверхгалантный водитель сразу всех успокоили. Если с мамой обращаются как с особо важной персоной, беспокоиться не о чем.

Забравшись в салон, мама утонула в объятиях кожаного сиденья. И мы все помахали ей — так, словно провожали на церемонию награждения премией за лучшую скульптуру.