Полиция Российской империи

После этого, сойдя вниз на пристань, я помог часовому Петру Иванову подкатить тюк на свое место, и обратился к лодочным часовым, а также и к перевозчикам, говоря им: «Почему же вы ребята, видя, что безнаказанно воруют из-под вашего присмотра, а также и в ваших, перевозчики, глазах, не можете помочь схватить похитителей?» На что некоторые караульщики с тихвинских лодок отвечали мне: «Тюк, который хотели мазурики утащить, не подлежит-де нашему присмотру; там есть свой караульщик, да и какая польза, хотя бы и схватили мы воров и представили их в полицию, то разве нам лучше от того; ведь нас, вестимо, тоже посадят вместе с ними; а мы хорошо знаем, что их всегда прежде и освободят на поруки, а нас-то задержут, да будут таскать к допросам. Между тем у нас остановка, мы должны нагружать товар и отправиться поскорее к месту и опять воротиться за новым; ведь мы этим и живем, семью кормим и повинности отбываем. Да если бы мы и начали ловить мазуриков, то тоже знаем, что этот народ, идя на такой промысел, имеет для своей защиты что-нибудь скрытое в кармане, либо нож, либо камень и небось дешево не дастся в руки — тебя же изувечат и прохвораешь Бог весть сколько, да и выйдут одни лишь хлопоты. А уж мы так себе всяк свой товар и караулим на счастье; усмотрим, так ладно, пропадет что, так на месте хозяин поплатит. А коли ты, служба, к этому приставлен начальством, то лови их, если хошь сам, сколько тебе угодно». Перевозчики в свою очередь хладнокровно также отвечали, что это «не наше дело, пусть хотя все растащат, — где нам с такими людьми возиться, у нас свое дело, хозяин спросит выручку; ему дела нет, что будем ловить мазуриков». На вопрос же часовому Петру Иванову, у которого хотели утащить тюк, почему он не вылез из тихвинки и не гнался за мазуриками, он объявил, что боялся это сделать, говоря: «как могу я один справиться против пяти человек, разве жизнь надоела? Ты думаешь, служивый, кто-нибудь из прочих караульщиков или перевозчиков тебе помогут? Не беспокойся, никто с места не пошевелится, разве только помогут для того, чтобы поколотить мазурика, но неравно при этом он тут же протянет ноги, тогда что будешь делать — ведь просто кабалу наденешь себе на шею!» Выслушав такие рассказы хранителей товаров, я отправился далее по своей дистанции и подходя к дому Меняева, что поту сторону таможенных зданий, услышал спор и брань мужиков на соминке, нагруженной бочонками с гвоздями, спросил о причине происходящего шума и получил ответ, что вот сейчас у них утащили неизвестные люди, подъезжавшие на лодке, четырехпудовый бочонок с гвоздями и отправились к мытнинскому перевозу, что на Петербургской стороне.

2) В следующие за сим три ночи мазуриков как по берегу Малой Невы Васильевского острова, равно и у биржевых маяков не было видно; но 7 числа того же июля, часа в 4 утра, они проехали на лодке от мытнин-ского перевоза за Дворцовый мост, но где пристали — не заметил; по прошествии же получаса после того, двое из них пришли на пристань, один присел к воде и стал мыть лицо, другой же. подойдя вплоть к сидевшему на крайней тихвинской лодке караульщику, мальчику лет 15, и указывая рукою к стене, где лежали небольшие ящики, на которых было написано: 20 пар мужских калош разных NN, спросил его: кто их караулит? Мальчик ответил, что караулит он; тогда мазурик сказал ему, что он один ящик возьмет и даст ему 1 р. сер.; на это караульный ни слова не ответил, а когда мазурик подошел к ящикам и начал один, верхний, поворачивать, то, не слезая с борта лодки, мальчик стал говорить ему: «Послушай, не трогай, а то закричу». Затем, отойдя от ящиков, оба мазурика походили медленно по пристани и ушли на биржу, где в продолжение дня я видел их с подвязанными передниками и с крючьями в руках около таможенных кладовых; лодка же с 5-ю товарищами проехала обратно от Дворцового моста к Петербургской стороне, часов в 7 утра, нагруженная какими-то веревочными бухтами.