Полюби меня(СИ)

Дождь стоял стеной, когда я притормозила около редакции. Парковки рядом как назло не было, да и зонта я никогда при себе не держала, поэтому к тому моменту как я вошла в здание, я была мокрая и страшная как уличная кошка.

В принципе я догадывалась, что из себя представляют редакции мелких издательств, вроде этого, но все же была немного поражена отсутствием всякой охраны и видом мелкой, болезненно желтой комнаты, в которой располагалось пять столов с компьютерами, и один, заваленный коробками с дешевым чаем и немытыми кружками. За тремя из этих столов сидели понурые сотрудники и ваяли так любимые пенсионерами статьи о пришельцах, загробной жизни и талисманах знаменитостей.

- Здравствуйте. Где здесь главный редактор? - нарочито спокойно поинтересовалась я. Женщина, у которой на лбу было написано "Разведенная мать-одиночка" вяло махнула рукой в сторону отдельной двери, которою я не заметила, поскольку она была такого же желтого цвета.

Я вошла внутрь без стука, кабинет был крошечным, с единственным окном. На потертом кресле сидел старик, физиономия его была мне смутно знакомой. Он деловито печатал что-то, на седой голове сидели огромные наушники, из которых даже на расстоянии доносился " Полет Валькирий". Когда он посмотрел на меня выцветшими карими глазами, я его узнала. Этот старикан был в числе демонстрантов, шагающих на днях мимо окон нашего офиса.

Присев напротив него, и дождавшись, пока он снимет наушники, я поинтересовалась:

- Вы понимаете, что все очень плохо?

Я положила руки на стол, прямо на кипу бумаг. Старик был растерян, он промямлил:

- Что вы имеете в виду? И что вы здесь делаете?

Я тряхнула головой, вода с волос разлетелась во все стороны, в том числе и на бородатую морду старика. Он с таким ужасом прикоснулся к своему лицу, что я поняла. Эту битву я выиграю даже без применения оружия.

- Статья 282 "о разжигании межнациональной розни" вам что-нибудь говорит?

Он положительно кивнул:

- Так вот, если в следующем номере вашей сраной газетенки я не увижу опровержения и хвалебной статьи итхисам, я, как оклеветанная сторона, засужу вас.

У мужчины вдруг обнаружился хребет, он уверенно достал странный крест из-под свитера и произнес:

- Я говорю правду, и я готов пострадать за нее, лишь бы защитить свой народ от этого зла!

Я засмеялась, агрессивно, безумно - вдруг напомнив самой себе покойную Галину.

- Тогда вы будите страдать, поскольку я никому не позволю причинить вред моему любимому.

Старик сглотнул слюну, он что-то увидел в моих глазах, что-то такое, что заставило его спросить:

- Что вы собираетесь со мной сделать?

- Лишь то, что разрешено законом. И поверьте - речь идет не о Божественных заповедях.

Бросив эту неясную формулировку, я вышла. Меня сильно трясло.

Нужно было срочно увидеть Александра. Что надумал себе дедуля я не знаю, но уверена, что больше он писать гнусностей не будет. Поездку в церковь я решила отложить, пусть туда лучше едет кто-нибудь покрупнее и вселяющий больший страх.

Дождь кончился, улицы заполонило солнце. Меня все еще лихорадило, когда я, разбрызгивая лужи и нарушая все возможные правила дорожного движения, помчалась в сторону дома Александра. Мы не виделись сутки, а у меня началась самая настоящая ломка. Будь все проклято! Будь прокляты итхисы!

***

Я поднялась на лифте, открыла дверь своим ключом, тихо вошла внутрь. Все обитатели дома еще спали.

Больше всего на свете мне хотелось зайти в комнату своего любимого и забраться в его постель. Раньше трех дня Александр не ставит себе будильника, а спит он мертвецки крепко. Эх, была, не была. Меня преследовало ощущение, что если я не коснусь его, кожа слезет с моего тела. Поэтому я сняла обувь, оставила на тумбочке с хрустальной столешницей ключи и крадучись, словно вор, двинулась к закрытой двери его комнаты.

Сон - момент самой большой уязвимости в жизни любого человека. Для итхисов сон - период абсолютной беспомощности. Некоторые говорят, что именно народ итхисы породил огромное множество историй про вампиров. Бледная кожа, сбитый режим часов, а также эта дичайшая слабость, пока солнце не скроется за горизонтом. Вот только итхисы живые, теплые и уж никак не кровопийцы, по крайней мере, не больше, чем все остальные люди.

Я отворила дверь, и вошла в темную, отделанную в золотых тонах комнату. Александр спал на спине, руки лежали сложенными на животе. Легкое летнее одеяло прикрывало только ноги, оставляя мраморную грудь открытой. Даже во сне он выглядел беспокойно и напряженно. Я на секунду позабыла, как дышать, глядя на него, такого красивого, такого недоступного. Как я смогу покинуть его на целых два дня?

Нежно я провела тыльной стороной ладони по линии его подбородка, к шее. Какая же у него красивая шея, длинная, широкая, с бархатной горячей кожей и бегущими под ней ярко очерченными синими венами. Александр будто немного расслабился.