— Значит, ты не обижена на него? — тут же вывалила на меня Ника, по-детски вычленив из дипломатичности взрослого самое главное, всю суть высказывания. — Не обижена?
— Теперь уже нет, — ответила я полуправду. Всё-таки совсем немного, но обида во мне оставалась. — А в то время я, конечно, обиделась. Любой человек обиделся бы. Вот ты представь, что я уезжаю на неделю, а когда возвращаюсь, говорю тебе, что нашла девочку посимпатичнее и ухожу к ней.
Ника вытаращила глаза и открыла рот, даже перестала наглаживать Тигру — настолько удивилась. Конечно, подобная мысль не приходила ей в голову. Я ведь старалась, чтобы не приходила, говорила, что отношения между мужем и женой — совсем не то же самое, что между родителем и ребёнком.
— Но это ведь другое! — вернула мне Ника мои же речи. — Ты сама говорила! Вы с папой взрослые, а я — ребёнок! Ваш ребёнок!
— Верно, это другое. Но я сказала тебе так, чтобы ты хотя бы примерно поняла, что я тогда чувствовала. Каково бы тебе было, Ник, если бы я поступила подобным образом с тобой, как твой папа со мной?
Дочь задумалась. Надула губы, нахмурилась, и я заметила, что её глаза подозрительно повлажнели, будто Ника хотела заплакать, но сдерживалась.
— Конечно, мне было бы очень плохо, мам.
— Вот и мне было плохо. И как, после такого ты бы захотела со мной мириться?
Я уже почти праздновала победу, полагая, что смогла всё правильно и деликатно объяснить Нике, чтобы она поняла мою позицию по отношению к Стасу, — но тут дочь воскликнула:
— Конечно, хотела бы! Ты же МОЯ МАМА! — и я поняла, что где-то явно недоработала свои объяснения…
Хотя, разумеется, глупо было ожидать, что Ника сможет осознать моё нежелание общаться с её отцом. Восемь — не восемнадцать. С её точки зрения всё было просто: папа ошибся, обидел маму, но он жалеет и хочет помириться и вернуться. У неё будет полная семья, папа вновь будет жить с мамой — ура! Троекратное ура и розовые единороги!
Конечно, Ника не понимала, что после того, как тебе уже один раз плюнули в душу, ты вряд ли захочешь открывать её во второй раз.
8
Галина Ивановна пришла через пару часов — мы с Никой как раз успели позавтракать, а потом дочь села за уроки, вчера-то она совсем не уделила времени учёбе. И появление свекрови, хоть и оказалось приурочено к «возвращению» Стаса в мою жизнь, было кстати. Мои педагогические способности, на мой скромный взгляд, всегда оставляли желать лучшего — хотя Нику всё устраивало, и вообще «мамы нужны не для того, чтобы учить, а чтобы любить», — а Галина Ивановна всю жизнь проработала в школе учителем математики, да и в целом была грамотным человеком, объясняла материал хорошо. Она была ещё совсем не старой женщиной — чуть за шестьдесят, — с тёмными волосами, узким лицом с длинным носом, тонкими губами и пронзительным взглядом шоколадных глаз. Точь-в-точь как у Стаса. В остальном бывший муж был на неё не похож — не было у него ни такого узкого лица, ни длинного носа, да и ростом он был сильно выше матери. Я же рядом с Галиной Ивановной всегда ощущала себя стрекозой, встретившей Дюймовочку.
Стас, в отличие от меня, вырос в неполной семье. Точнее, поначалу она была полной, но потом его родители вдрызг разругались и развелись. Думаю, ещё и по этой причине Стас решил сразу развестись, а не бегать от меня налево до поры до времени — помнил, сколько боли принесло матери предательство отца, который много лет втайне встречался с другой женщиной, а потом всё же ушёл к ней, когда та забеременела. Кто там родился, Стас и не знал — его отец обрубил с ним и Галиной Ивановной все контакты. Поначалу только алименты платил, а потом исчез, как не было его. Стас никогда не говорил об этом прямо, но я знала и чувствовала, что поступок отца его очень задел, — думаю, Стас своего родителя так и не простил, потому что не понял. Понимание — всё-таки основа прощения, если нет понимания поступков другого человека, то и прощения не получишь. Впрочем, отец Стаса ни у кого просить прощения и не собирался. Насколько я помнила, в последний раз, когда они со Стасом разговаривали по телефону — Стасу тогда было лет семнадцать, он только что поступил в институт, — отец заявил ему нечто вроде: «Ты уже большой мальчик, сам со всем справишься. Учти, если вылетишь, помогать и платить за тебя я не буду».
Стас тогда очень обиделся и перестал звонить. Он-то просто хотел похвастаться, что будет учиться на бюджете, а отец его так отбрил.
Больше они не созванивались. Стас его даже на нашу свадьбу не пригласил, только сказал насмешливо:
— Ой, Кать, он, наверное, уже и не помнит, как я выгляжу. Встретимся — не узнает.
Мне подобные отношения в семье казались дикостью. Я выросла абсолютно в другой атмосфере. Мои родители прожили в браке около сорока лет, но до сих пор сохранили нежные чувства друг к другу. И всё моё детство было пропитано любовью, заботой, пониманием и поддержкой.