- Что поделать, сударыня. Я ещё не забыл, какая у вас красивая спина, я таких никогда не видел. Вы вправе гордиться ею. И уж конечно должны проявить снисходительность к бедняге, которому приходится выдумывать Бог знает что, лишь бы найти предлог посмотреть на нее, - Добравшись до спальни, он толчком ноги распахнул дверь и перенес Лирин через порог. - А если честно, то я наизусть знаю ваше прелестное тело, каждую его часть. Его глаза скользнули вниз, задержавшись на груди и у Лирин мгновенно перехватило дыхание. - Боже мой, вы такая нежная, восхитительно женственная...
Лирин спохватилась и сделала попытку отвлечь его от опасной темы.
- Боюсь, что я невольно испортила вам вечер...вам пришлось оставить семью и гостью... Получилось так неудобно.
- Напротив, любимая, это я должен поблагодарить тебя, что ты дала мне возможность исчезнуть вместе с тобой.
Она искоса взглянула на него и не смогла удержаться от лукавой усмешки.
- А мне почему-то показалось, что ты наслаждался этим представлением.
Глаза Эштона вновь остановились на её груди, и Лирин вспыхнула, заметив, как в них загорелось желание.
- Мне случалось видеть и лучше. Особенно когда я удостаивался чести побыть в обществе моей нынешней спутницы...
Ее тело обжигал огонь, горевший в нем с той минуты, как он прикоснулся к ней в первый раз. Между ними словно пробежала искра и, почувствовав это, Лирин затрепетала. Собравшись с духом, она едва нашла в себе силы, чтобы пролепетать:
- Мне кажется, вы уже можете отпустить меня...
Стараясь не обращать внимания на тянущую боль, которая скрутила чресла, Эштон вел себя по-прежнему галантно: справившись с собой, он осторожно опустил её на кровать, застланную свежими простынями.
- Прошу вас отметить, сударыня, что вы в постели, целая и невредимая, и ни одной новой ссадины. Только мне почему-то кажется, что на вас слишком много всего надето, чтобы вы чувствовали себя удобно. Вы позволите вам помочь?
Она отклонила его предложение, подавив смущенный смешок.
- Нет уж, лучше я подожду Уиллабелл ...
- А почему, позвольте спросить?! Чем вас не устраивают мои заботливые руки? Неужели вы считаете, что репутация жены пострадает, если станет известно, что собственный муж помог ей лечь в постель? - Его губы раздвинулись в широкой ухмылке, и Лирин увидела, как ослепительно сверкнули белоснежные зубы. - Обещаю быть паинькой.
Лирин притворно нахмурилась, показывая, что не верит ему ни на грош.
- Похоже, вы из тех мужей, что более, чем серьезно относятся к своим супружеским обязанностям.
- Еще бы! - фыркнул он. - А как же иначе?
Она расхохоталась.
- Почему-то мне не верится, что с вами я в безопасности...
- Да Бог с вами, сударыня! Неужели вы можете себе представить, чтобы мужчина набросился на собственную жену, будто голодный зверь?
- Если ему невтерпеж, почему бы и нет? - коротко бросила она.
- Похоже, вы меня раскусили, - тут же сознался он, - но разве мне нельзя доверять? Если уж я смог держать себя в узде, когда снимал с вас платье, так неужели же это не лучшее доказательство, что мне всего нужнее вы и ваша любовь?
- Сдаюсь. Вы меня убедили, - Лирин откинулась назад, успев признаться в душе, что уступила достаточно охотно, во всяком случае, более охотно, чем следовало бы. Казалось, она вот-вот отбросит мысль о том, что следует быть осторожной и не позволять эмоциям завладеть собой. Что же такое было в этом мужчине, что заставило её уступить с такой легкостью? Конечно, он красив, более того, дьявольски привлекателен, никто этого и не отрицает. Но кроме этого, была в нем какая-то особая мужественность, которая отчаянно влекла к себе. - Только постарайтесь сдержать слово, сэр. Доверие - это то, без чего брак невозможен.
У Эштона вырвался довольный смешок, и он принялся сражаться с тугими крючками. Через мгновение из груди его вырвался глухой стон - платье сползло с плеч, приоткрыв отвратительный рубец. Он сдвинул вниз тонкую ткань, чтобы хорошенько рассмотреть его и Лирин беспокойно зашевелилась.
- Тише, тише, любовь моя, - серьезно сказал он. - Я только хочу рассмотреть его получше. - Эштон взял лампу и поднес её поближе. При виде багрового рубца, пересекавшего сверху донизу хрупкую спину, внутри у него все закипело. Рана тянулась от левого плеча наискосок, она уже немного поджила и покрылась засохшей коркой, но рваные ранки по краям, где была разорвана кожа, были ещё хорошо заметны. Внезапно Эштон нахмурился, вспомнив толстуху-надзирательницу, которая так жестоко стегала хлыстом бедняг, неосторожно приближавшихся к костру, но по его мнению, рана была нанесена чем-то гораздо более тяжелым, чем ивовый прут. - Почему-то я сомневаюсь, что вы заработали эту рану, просто свалившись с лошади.