- Где Уиллабелл, хотелось бы мне знать?! Обычно в это время она или бегает взад-вперед, накрывая на стол, или сводит с ума поваров, торопя их подавать ужин.
Эштон откликнулся, не поднимая глаз.
- Скорее всего, она и сейчас на кухне, доводит до белого каления Берту.
Это как раз был тот самый вопрос, который вызывал у Марелды неизменное раздражение.
- Знаете, Эштон, по-моему, вы совершенно распустили своих слуг. Где это видано, чтобы чернокожим было все позволено?! А уж эта Уиллабелл распоряжается здесь, словно у себя дома.
Эштон резко дернул струну. Раздался пронзительный, мяукающий звук и Марелда от неожиданности подскочила, а он приложил ухо к инструменту, словно был полностью поглощен настройкой.
Но не в привычках Марелды было так легко отступать.
- Вы слишком избаловали своих людей. Господи, да любой, кто увидит вас, может подумать, что они - ваша семья, а не просто прислуга!
- У меня и в мыслях не было нянчиться с ними, - ответил он мягко, но твердо. - Но я выложил за них кругленькую сумму, и не вижу никаких оснований портить свое приобретение, плохо обращаясь с ним.
- До меня долетели слухи, что вы даже платите им жалованье, будто они и не рабы вовсе. Смотрите, не пройдет и нескольких лет - и они выкупятся на свободу! Похоже, вы не подозреваете, что сказано в законе об освобождении рабов?
Эштон медленно поднял на неё глаза, оставив без внимания выставленные на показ прелести Марелды. Он не был ни шокирован, ни приятно удивлен её вызывающим туалетом. Нет, его глаза лишь равнодушно скользнули по её декольте, потом он заговорил:
- Любой из рабов, если он превыше всего ценит свою свободу и готов пойти на что угодно, лишь бы добиться её, не представляет для меня никакой ценности. При малейшей возможности он попытается удрать, а если его заковать в цепи, то какой от него вообще толк? Поэтому, если раб мечтает о свободе, пусть работает в полную силу, а когда выплатит за плаченную за него цену - скатертью дорога! Все очень просто и я не нарушаю ни один закон в мире.
- Странно, что ваши убеждения не мешают вам вообще иметь слуг.
- Послушайте, Марелда, мне кажется, я уже убедил вас в том, что Белль Шен процветает. Поэтому не вижу смысла продолжать этот разговор, Прекратив спор, он вновь склонился над виолончелью и тронул смычком струны. Комнату наполнили чарующие звуки. Эштон погрузился в волшебный мир музыки, с радостью чувствуя, как понемногу уходит раздражение. Мысли его вновь вернулись к Лирин. Прежде, чем спуститься в гостиную, он подошел к её двери, но неумолимая Уиллабелл отослала его прочь под тем предлогом, что его жена не одета. А он так мечтал увидеть её и теперь, потерпев неудачу, совсем упал духом. Сколько же она будет прятаться от него? А что, если она так и не сможет поверить и смириться с мыслью о том, что они женаты?
Раздался какой-то неясный звук, Эштон обернулся и растерянно заморгал. Ему показалось, что на пороге комнаты возникло дивное видение. Руки его опустились, горло перехватило. Издав пронзительный стон, смолкла виолончель, и на пол с глухим стуком упал смычок. В комнате воцарилась тишина. Это был именно тот образ, что три долгих года преследовал его во сне, только на этот раз он был восхитительно реален.
- Лирин? - Он так и не понял, произнес ли он вслух это имя или оно просто вспыхнуло в его сознании.
Марелда испуганно вздрогнула и подскочила, стакан с бренди выскользнул из её рук, и янтарная жидкость залила пышные юбки. Она пожирала взглядом ненавистную соперницу, чуть не рыдая от ярости и отчаяния.
Из-за плеча Лирин выглядывала сияющая Уиллабелл, готовая в любую минуту подхватить хозяйку. Она торжествующе ухмылялась во весь рот, удовлетворенная разыгранным спектаклем и своей ролью в этом представлении. Для экономки не составило ни малейшего труда по-своему решить проблему с Лирин. Она немедленно сделала вывод, что жена хозяина - это хозяйка, а раз так, что её, Уиллабелл, первейший долг сделать так, чтобы та пользовалась всеми полагающимися ей привилегиями.