– Ну что, начнем. – Вернувшись от прилавка с закусками, стоявшего в аллее, Денни протянул Тимми ярко-красный леденец, а зеленый положил в ладонь Эрин. – Прямо как твои глаза, – заметил он, снимая обертку с такого же, как у нее, леденца.
Эрин отвернулась, но развернула свою конфету и демонстративно сунула ее в рот. Брату достался желтый леденец, который Денни заткнул ему в карман рубашки, и Кен, отказавшись от денег Денни, пошел за билетами на аттракционы, но Денни тоже купил билеты.
Посасывая свой леденец, он шел позади Кена, Тимми и Эрин, надвинув свою кепку почти на глаза и засунув свободную руку в задний карман. Теплый день переходил в вечер, и когда солнце опустилось за горизонт, Эрин позволила Кену положить руку ей на плечи, словно искала у него защиты, а другая его рука покоилась на головке Тимми.
На всех аттракционах Эрин держалась преувеличенно серьезно и не сводила глаз с Кена и своего ребенка. В то же время она чувствовала, как Денни постепенно, нерешительно приближается к ней. У автодрома с электромобилями она стояла спиной к Денни, делая вид, что не замечает его, и была готова аплодировать своему сыну и его дяде. Испугавшись, когда Денни оказался слишком близко, Эрин бросила быстрый взгляд на его плотно сжатые губы и потупилась.
– Эрин, это именно то, чего тебе хочется?
Она не отрываясь смотрела, как Тимми и Кен, сидевшие в одной машинке, ездили по площадке и, смеясь, сталкивались с другими водителями.
– Чтобы Тимми повеселился? Конечно.
Денни придвинулся ближе, так, что она ощутила тепло его тела, и произнес, понизив голос:
– Кен не хочет, чтобы я шел рядом, он водит Тима на все аттракционы без меня, взгляни на него. – Он большим пальцем указал в сторону Кена и Тимми, на искорки, прыгающие под потолком площадки, и машинки, плавно скользящие и сталкивающиеся друг с другом. – На днях в библиотеке, сегодня вечером… он ведет себя так, словно он отец Тимми, а не я.
– Он ему больше отец, чем ты.
Денни буркнул под нос какое-то ругательство и отошел. Эрин не смотрела на него, но чувствовала, что он все еще стоит у ограды, чувствовала его гнев. Это его собственная вина, подумала она, но горло у нее сжалось, как будто она целиком проглотила леденец.
Кен и Тимми провели на автодроме еще один сеанс и перешли на карусель, только тогда Эрин отважилась повернуться к Денни и произнесла тихим голосом, так что игравшая рядом каллиопа почти заглушила слова:
– Ты не можешь просто взять и вернуться, надеясь вычеркнуть из его жизни все годы, что он провел без тебя.
– Или ты говоришь о себе? – уточнил он. – А как же «все делить до самой смерти»? «В радости и в горести»? «В болезни и в здравии»?
– Я не собираюсь смотреть, как ты убиваешь себя! Не можешь понять этого своей башкой? – Эрин снова отвернулась.
– Полагаю, нет.
Они никогда не придут к согласию, даже в отношении развода, окончательно решил он.
– Пойдем, мама. – Возбужденный катанием на карусели, Тимми потянул ее за руку, его плаксивый тон и проказливое личико вызвали у нее улыбку вопреки ее желанию. – Ты, я и папа, – пояснил он.
– Нет, Тимми, – Эрин не решалась, – только не на чертово колесо.
– Почему? Неужели у тебя кружится голова?
– Да, – ответила она, глядя на силуэт огромного колеса, вырисовывавшийся на темном небе, на блеск зажигавшихся наверху огней.
– Она боится застрять наверху, – поддел ее Денни.
– Мы будем крепко держать тебя. – Тимми снова потянул ее, а Денни с вызывающей улыбкой схватил за другую руку, а когда Кен собрался стать между ними, Тимми поднял руку, как полицейский, регулирующий уличное движение. – Без тебя, дядя Кен, там мало места.
– Тимми, – начала Эрин.
– Он может поехать в соседней кабинке, – добавил Тим и посмотрел на Денни, державшего в руке голубые билеты.
Эрин уже сто лет не была на чертовом колесе, но никак не могла решиться и все смотрела на билеты – пятьдесят центов, неплохо для одного круга, прежде они были дешевле.
– Я подожду внизу, – согласился Кен и пошел в сторону.
Прежде чем Эрин осознала, что происходит, она уже сидела в красно-желтой кабинке чертова колеса со страховочной перекладиной на коленях, но продолжала смотреть вслед удалявшейся фигуре с опущенными плечами, а механизм колеса плавно поворачивался, поднимая их.
– Я этого не хотела, – оправдывалась она, когда Тимми уселся между ней и Денни.
Это было первое лето, когда Денни начал выступать как профессионал. Ей в тот вечер было пятнадцать, она была совсем юная и невинная и не чувствовала никакого подвоха, когда кабина поднималась в звездное небо, унося ее все выше и все дальше от Кена и простой дружбы, которую она всегда делила между ним и Денни.