Полюблю до гроба

Нет, он все же наверняка ошибся. Конечно, это был совершенно другой кабинет.

Кабинет Елены Сониной всегда отличался спартанской строгостью и пустотой. Из мебели в нем имелись только два стула с прямой жесткой спинкой и неизбежный письменный стол. На этом столе не было ни одной лишней бумажки, только папка с находящимся в работе делом. На стенах – ни картинки, ни календаря.

Теперь же на письменном столе красовалась фарфоровая вазочка с тремя задумчивыми хризантемами, рядом с ней – нарядная рамка для фотографии (сама фотография не была видна Куликову) и… Василий Макарович не поверил своим глазам – мягкая игрушка, пушистый рыжий кот с разбойничьей мордой.

На стенах кабинета висели два ярких рекламных календаря, тоже с кошками – один на текущий год, другой на следующий. Кошки на календарях выглядели довольными и ухоженными, они рекламировали новый сухой корм.

И, как будто всего этого мало, на подоконнике стоял горшок с цветущей розовой геранью.

Отметив все эти перемены, Василий Макарович взглянул на хозяйку кабинета.

Это точно была не Елена Вадимовна Сонина.

За письменным столом сидела миловидная, чуть полноватая женщина лет сорока в голубом кашемировом свитере, аккуратно причесанная и слегка подкрашенная.

– Я… извините, я, наверное, ошибся… – пробормотал Куликов и попятился.

– Василий Макарович, рада вас видеть! – проговорила незнакомка приятным, приветливым и даже мелодичным голосом. – А мне говорили, что вы уже на пенсии…

Куликов моргнул, протер глаза и неуверенно спросил:

– Елена… Елена Вадимовна, это вы?!

– Я, – ответила женщина. – Да вы входите, садитесь! Может быть, чаю хотите?

Только сейчас он увидел сбоку письменного стола еще один столик, на котором стояли электрический чайник, две нарядные чашки тонкого фарфора, сахарница с коричневыми кубиками тростникового сахара и вазочка с печеньем.

– Да вы садитесь, в ногах правды нет! – повторила Елена Вадимовна, показав рукой на стул.

Василий Макарович увидел, что и стул-то теперь совсем другой – с мягким гобеленовым сиденьем и кокетливыми гнутыми ножками. Удобный стул, не то что раньше.

Куликов осторожно опустился на стул и уставился на свою визави, пытаясь понять, что же с ней произошло.

Вдруг на столе у Сониной зазвонил телефон. Она извинилась взглядом и улыбкой, сняла трубку и проворковала:

– Это ты, зайчик? Ну как ты, выспался? Ты нашел еду? Не нашел? Я тебе нажарила блинчиков, их только нужно разогреть в микроволновке! Не хочешь блинчиков? Ну, тогда возьми в холодильнике творог. Кислый? А ты положи в него варенья! И сыр в холодильнике, и колбаса… колбасу ты отдал Мурзику? Ну что ты, я же его перед уходом покормила! Мало ли, что он просил, он всегда просит… теперь у него будут проблемы с желудком… ну, хорошо, зайчик, тогда сделай себе омлет! Из чего делают омлет? Ну, из яиц, конечно! Ну, конечно… сейчас не могу, ты же знаешь, я на работе… до вечера, целую!

Елена Вадимовна повесила трубку и проговорила, подняв сияющие глаза на Куликова:

– А я, Василий Макарович, замуж вышла!

– Поздравляю! Очень рад за вас! – Куликов приподнялся, при этом ему удалось разглядеть фотографию в гламурной рамочке, которая стояла перед Сониной.

На этой фотографии было запечатлено мрачное одутловатое лицо и лысая, как бильярдный шар, голова.

Василий Макарович узнал патологоанатома Сельдереева, мрачного неразговорчивого типа, который обществу коллег и вообще живых людей предпочитал общество покойников и большую часть времени проводил в прозекторской.

Надо же! Зайчик!.. Кто бы мог подумать!

– Да, – опомнилась Сонина. – Вы же ко мне не просто так пришли, у вас же наверняка какое-то дело…

– Да, конечно! – Куликов выложил перед ней фотографии подозрительного Павла, которые Николай Скамейкин напечатал для него с видеопленки.

– Вот этот человек – он вам не попадался? Похоже, что это один из ваших клиентов, брачный аферист.

Елена Вадимовна внимательно осмотрела фотографии и вернула Василию Макаровичу.

– Думаете, это брачный аферист? – проговорила она с сомнением. – Что-то не похож. Во-первых, какой-то он несолидный. Брачные аферисты обычно постарше, после сорока…

– Постарше? – удивленно переспросил Куликов. – Я думал, наоборот, что это молодые мужчины. Кому старики-то нужны?

– Почему старики? – В голосе Сониной прозвучала обида, как будто Василий Макарович нанес ей личное незаслуженное оскорбление. – Мужчины в сорок – сорок пять лет достигают самого расцвета. А самое главное, они вызывают у женщин доверие, надежду на длительные, серьезные отношения. У молодых людей одна мысль, и эта мысль написана у них на лице – как бы затащить женщину в постель. А с такой мыслью настоящую брачную аферу не провернешь. Нет, серьезные профессионалы в этой области все старше сорока, а некоторые даже пятидесяти. Знаменитому Вите Бриллианту было вообще шестьдесят, когда он обработал дочку Гостилина…

– Гостилина?! – удивленно переспросил Василий Макарович. – Того самого Гостилина?