– Добрый день, – улыбаясь, поправляю её. – В душ и завтракать?
– Кто готовит? – трётся попкой, размазывая сперму по паху, и это на удивление приятно.
– Вместе, – щурюсь от удовольствия, как большой кошак, словивший птичку и играющий с ней когтистыми лапами.
– Хорошо, – тянется. – Разбуди, когда вместе приготовите.
– Э нет. Так не пойдёт, – поднимаюсь с кровати, стаскиваю ленивицу, забрасывая на плечо. Лёгкая, килограмм сорок пять, сорок семь против моих девяносто двух. Присвистывая, тащу добычу в ванную, подёргивая перед её глазами прокаченными ягодицами, ощущая ноготки, впивающиеся в филейную часть. И это тоже приятно.
Душ принимаем вместе, пользуясь одной щёткой, мочалкой и моим гелем, пахнущим морем с примесью цитрусов. Покрасневший член устало висит, реагируя на тёплую воду лёгким пощипыванием, в голове, как и в яйцах пустота, на лице придурочная, счастливая улыбка. Намыливаю птичку, тщательно проходя по стратегическим местам, слыша шипение, когда губка касается киски.
– Натёр? – спрашиваю, как бы извиняясь, на самом деле, абсолютно не чувствуя себя виноватым.
– Ага, – отвечает коротко, переминаясь с ноги на ногу. – К вечеру заживёт.
– Может лёдик, – подмазываюсь, надеясь углубиться туда раньше.
– Себе лёдик положи, – смеётся. – И держи, пока не посинеет и не отвалиться.
– Хамка, – брызгаю от смеха. – И что я смогу с тобой сделать, когда отвалиться?
– Языком поработаешь, и ручками. Ай! – дёргается, получив шлепок по попке.
– Кто-то сегодня сам будет очень много работать язычком и ручками, – угрожаю, а сам еле сдерживаю смех. – И попке от души достанется, за наглость хозяйки.
Шутя пререкаемся, вылезая из душа, вытираясь и возвращаясь в спальню. Достаю птичке футболку, скрывающую прелести до середины бедра. И снова всё нравится.
Дая занимает варочную панель, готовя омлет с помидорами и острым перцем, я нарезаю хлеб, сыр, ветчину, запускаю машинку, разливающую бодрящий напиток. Кухня наполняется домашними ароматами. И это, блядь, охрененно нравится.
– Переезжай ко мне, – срывается с языка, обходя мимо мозг, который молчит, не возражает.
– Согласна, – слетает с её губ. Кажется, также мимо мозга. И кажется, нам обоим это нравится.
Завтракаем, молча улыбаясь друг другу. Слова лишние, говорят глаза. Мои обещают, её принимают. Лениво закладываем посуду в машинку и перемещаемся в гостиную. Там полдня смотрим сериал, идущий по коммерческому каналу. Я глажу Даю по спине, она скручивает пальцем в барашки волосы на груди. Идиллия, чёрт возьми.
– Давай устроим пикник, – озвучиваю пришедшую мысль. – Здесь озеро в километре. Возьмём продукты, вино, плед. Разожжём костёр, посидим.
– Давай, – чмокает меня в губы. – Только мне идти не в чем.
– Найдём, – поднимаюсь с птичкой с дивана и направляюсь в спальню, таща её на себе, как маленькую мартышку.
Перерыв шкаф, достаю носки, спортивный костюм и резиновые шлёпки сорок пятого размера. Даяна со смехом тонет в моей одежде, подворачивая штанины и рукава, примеряя огромные для её ноги тапки. Она выглядит нелепо, но очень сексуально. И эта сексуальная нелепость мне продолжает нравиться.
– Вот люди поржут, – заливается Дая. – Бомжи на выходе.
– Не бойся. Пара свёрнутых челюстей, и ржалка сломается, – обещаю, натягивая такой же костюм и кеды.
Взяв вино, фрукты, картошку и помидоры с огурцами, не спеша пробираемся к озеру. К счастью, по дороге никто не попадается, и на озере, на удивление, пусто. Пока я собираю ветки и спилы, Даяна заворачивает в фольгу картошку, выкладывает фруктово-овощное безобразие на тарелки, не выпуская меня из поля зрения, как и я её, чертыхнувшись пару раз об корни деревьев.
Картошку достаём из углей вместе с уплывающим за горизонт пурпурным солнцем. Карамельно-розовый закат, перистые облака в фиолетовых росчерках. Кажется, по ним прыгают наши единороги, разбрасывая блёстки. Стареющий соловей надрывается, приманивая самку, переливая трелью, мы лопаем с угольной кожурой горячий картофель, наблюдая за огненным диском, скрывающимся с глаз. Начало мая выдалось достаточно тёплым, но вечером свежесть даёт о себе знать, пробираясь под куртку прохладным ветром. Затушив догоревший костёр, собрав пожитки, спешно возвращаемся домой, довольно лыбясь перепачканными лицами.
Последний раз так сидел с Максом и деревенскими парнями в пятнадцать, когда родители отпустили меня к Максовским старикам в Россию. Также пекли картошку, расположившись на поваленных и принесённых из леса брёвнах, рассказывали страшные истории, в ожидании поклёва, попивали добытый в бою самогон, и казались себе такими взрослыми, умными, обсуждая прелести старшеклассниц и местных девах. В то лето я первый раз трахнулся, продержавшись минуты две, чем расстроил соседку, старше меня на пару лет. Она поцокала языком, погладила по голове, встала и пошла искать долгоиграющий член, чем вогнала меня в недельный депресняк. Тогда было всё просто. Тогда я и не представлял, как меня потрепит жизнь, окуная мордой, словно нашкодившего котёнка в суровые, взрослые будни.